Дыхание озера - Мэрилин Робинсон

– Были известия от отца девочек?

Сильви, должно быть, покачала головой.

– А от мистера Фишера?

– От кого?

– От вашего мужа, милая.

Сильви рассмеялась.

Последовало долгое молчание.

Потом кто‑то спросил:

– Вы знаете, зачем мы задаем все эти вопросы?

Возможно, Сильви кивнула. Возможно, покачала головой. Но не произнесла ни слова.

Дамы продолжали настаивать:

– Некоторые – некоторые из нас – считают, что Рути… что каждая девочка заслуживает приличной жизни.

– На ее долю выпало столько бед и печалей…

Да уж, немало печалей, видит Господь, тут не поспоришь. Так и есть.

– Вообще‑то, живется ей вполне неплохо, – заметила Сильви.

Бормотание. Потом одна из дам заявила:

– Она кажется такой грустной.

И Сильви ответила:

– Ну, ей и в самом деле грустно.

Молчание.

– Повода для печали у нее хватает. – Сильви улыбнулась: – Я не говорю, что она обязана печалиться, но, вы же понимаете, кто на ее месте не грустил бы.

Снова тишина.

– В семье всегда так, – продолжила Сильви. – Сильнее всего начинаешь ценить родных, когда они уходят. Я когда‑то знавала женщину, у которой было четверо детей, и вроде бы она о них совершенно не заботилась: пичкала стручковой фасолью на завтрак и даже не следила, чтобы они надевали обувь из одной пары. Мне так рассказывали. Но я познакомилась с ней, когда она уже состарилась, и у нее в доме стояло девять кроваток, все в идеальном порядке, и каждую ночь она ходила от одной кроватки к другой, снова и снова кутая воображаемых детей. По-настоящему у нее было всего четверо, но когда все они покинули ее, детей стало девять! Возможно, она слегка свихнулась, но вы же понимаете, о чем я. А вот Хелен и папа никогда не были близки.

Молчание.

– Теперь я смотрю на Рути и тоже вижу Хелен. Поэтому семья так важна. Другие выходят за дверь, и только их и видели!

Молчание. Кто‑то заерзал на диване.

– Родные люди обязаны держаться вместе. Иначе все выходит из‑под контроля. Вот взять моего отца. Я даже толком не помню, каким он был. В смысле, когда был жив. Но с тех пор я вижу отца везде, и во сне… Как та бедная женщина с девятью детьми. Она всю ночь не смыкала глаз!

Довольно долго никто ничего не говорил. Наконец одна из дам пробормотала:

– О родных печалишься, верно.

А другая добавила:

– Я потеряла дочку шестнадцать лет назад в июне, и до сих пор ее лицо стоит у меня перед глазами.

Потом еще кто‑то сказал:

– Когда они рядом – это всегда непросто, но когда теряешь их…

Мир полон бед. Тут не поспоришь.

– Родные люди обязаны держаться вместе, – повторила Сильви. – Так и должно быть. Больше ничем помочь нельзя. Нам с Рути хватило расстройств и о тех, кого мы уже потеряли.

Дамы, похоже, погрузились в раздумья, пока кто‑то из них наконец не ответил:

– Только, Сильви, пожалуйста, не позволяйте ей кататься на грузовых поездах.

– Что?

– Ей не следует ездить в грузовых вагонах.

– Да уж конечно! – рассмеялась Сильви. – Это и было‑то всего один раз. Просто мы очень устали. Всю ночь провели на природе и воспользовались самым быстрым способом попасть домой.

– А где на природе?

– На озере.

Бормотание.

– В той маленькой лодочке?

– Лодка совершенно надежная. На вид неказистая, но крепкая.

Дамы распрощались, оставив дары на диване.

Я вошла, села на пол рядом с Сильви, и мы стали есть понемногу из горшков и тарелок, оставленных гостьями.

– Ты слышала, о чем они говорили? – спросила Сильви.

– Угу.

– Что думаешь?

В комнате было темно. Высокая стена банок отливала голубоватым светом, навевая холод и меланхолию. Я ответила:

– Не хочу говорить.

– Не знаю, что и думать, – призналась Сильви. Потом, помолчав, добавила: – Можно навести здесь порядок. Часть барахла, наверное, имеет смысл перенести в сарай.

На следующий день я расчесала волосы и пошла в школу, а когда вернулась домой, Сильви полностью очистила гостиную от банок и вынесла часть газет. На кухонном столе появился букет искусственных цветов, а тетя жарила курицу.

– Ну разве не красота? – спросила она, а потом: – Как в школе?

Сильви была милой, но милее всего становилась в тех случаях, когда вдруг ощущала необходимость поладить с окружающим миром, и тогда она бралась за самые обыкновенные вещи с таким искренним, отчаянным стремлением творить добро, что они начинали казаться сложными и примечательными, и даже частичный успех приводил ее в восторг.

– В школе все отлично, – соврала я.

На самом деле было ужасно. Я выросла из платья, и всякий раз, стоило чуть ослабить контроль над собой, ноги пускались в пляс, или я начинала кусать костяшки пальцев, или теребить волосы. Я старалась не прислушиваться слишком явно к словам учительницы, опасаясь, что она вызовет меня к доске и я вдруг окажусь в центре внимания. Я рисовала сложные абстрактные фигуры в блокноте, переделывая их всякий раз, когда они становились похожими на что‑нибудь. Это отвлекало меня от почти нестерпимого желания выйти из класса, хотя при необходимости я могла рассчитывать на доброту мисс Нолл, нашей тучной учительницы, которая носила кеды без шнурков с торчащими вверх язычками и стыдилась того, что рыдает, читая Китса.

– Видела Люсиль?

– Нет.

Видела. Люсиль то и дело попадалась мне на глаза, но мы не обменялись ни словом.

– Может, она заболела? Наверное, стоит сходить и узнать, как у нее дела. Я ведь ее тетка.

– Да.

Какая разница? По моему мнению, наша семья уже стала настолько хрупкой, что раскол был неизбежен, поэтому не имело смысла строить разумные планы по ее спасению. Вскоре то или иное событие положит конец всему.

– Отнесу ей немного курицы, – решила Сильви.

Да, отнеси ей курицу. Сильви так захватила эта идея, что она отрезала шейку для себя и крылышки для меня, а остальное завернула в кухонное полотенце. Потом помыла руки, заколола волосы и отправилась к Люсиль.

Вернулась она уже поздно. Я дожевала куриные крылышки и лежала в кровати с книжкой «Не как чужой»[9]. Сильви поднялась ко мне и села в изножье кровати.

– Эти женщины разговаривали с Люсиль, – сообщила она. – Знаешь, что у них на уме?

– Да.

– Люсиль мне тоже рассказала. Ничего у них не выйдет. Согласна?

– Да. – Нет.

– Вот и я так считаю. Это будет кошмар. Они и сами понимают.

– Да.

Да. Это будет кошмар. И они понимают.

– Я‑то думала, они хотели просто предупредить насчет грузового вагона. Думала, они все поняли. Но теперь Люсиль говорит, что весь сыр-бор из‑за нашей ночевки