Дыхание озера - Мэрилин Робинсон
Кухня была набита банками и пакетами из оберточной бумаги. Сильви знала, что такое накопительство ведет к появлению в доме мышей, поэтому принесла домой рыжую кошку с разорванным ухом и круглым животом, и та дважды окотилась. Первый помет уже достаточно подрос, чтобы охотиться на ласточек, которые начали гнездиться на втором этаже. Это было неплохо и даже полезно, но кошки часто приносили птиц в гостиную и оставляли повсюду, даже на диване, их крылышки, лапки и головы.
Разумеется, дамы, посещавшие наш дом, за свою жизнь забили, ошпарили, ощипали, разделали, пожарили и съели несметное количество домашней птицы. И все же их приводили в ужас как останки ласточек и воробьев, так и сами кошки, которых стало уже тринадцать или четырнадцать. Мне было известно: пока дамы сидят в этой комнате и вообще в нашем доме, их внимание будет сосредоточено на мне и тема разговоров никогда не изменится. Поэтому я предпочитала ускользнуть наверх в свою комнату, а потом снимала обувь и незаметно прокрадывалась обратно к дверям гостиной. Благодаря этой простой уловке мне открылись механизмы действия судьбы – во всяком случае, моей судьбы.
В разговорах посетительниц с тетей было много пауз. Сильви говорила:
– Кажется, зима в этом году ожидается ранняя.
Тогда одна из дам отвечала ей:
– Я пришлю мужа, чтобы он починил эти разбитые окна.
А другая добавляла:
– Мой малыш Милтон наколет вам дров. Ему не помешает немного физической работы.
Потом опять следовало молчание.
Дальше Сильви предлагала:
– Может быть, сварить вам кофе?
Тогда одна из гостий отвечала:
– Не стоит беспокойства, милая.
Другая говорила:
– Мы просто пришли занести рукавицы, пирог и запеканку.
А третья добавляла:
– Мы не хотим тревожить вас, дорогая.
И снова молчание.
Одна из дам спрашивала Сильви, не одиноко ли той в Фингербоуне или не нашла ли она новых подруг-ровесниц. Сильви отвечала, что да, ей одиноко и найти подруг нелегко, но она привыкла к одиночеству и ничего не имеет против.
– Но ведь вы с Рути много времени проводите вместе.
– О, теперь мы вообще не разлучаемся. Она мне стала как сестра. Вылитая Хелен.
На этот раз молчание затягивалось.
Дамы, приходившие поговорить с Сильви, имели четкое намерение и ясную цель, но слишком боялись нарушить покой лабиринтов нашей личной жизни. У них имелось некоторое общее понятие о такте, но не хватало практики в обращении с ним, поэтому они проявляли осторожность, ходили вокруг да около и все время смущались. Они врачевали раненых, ухаживали за больными и утешали скорбящих, повинуясь предписаниям Библии, а тех, кто был слишком печален и одинок, чтобы требовать сочувствия, они кормили и одевали, насколько позволяли их скромные средства, со спокойствием сердца, делавшим эту благотворительность приемлемой. Пусть их добрые дела и были лишь способом восполнить отсутствие иных радостей, дамы все равно проявляли доброту. Их заставляли совершать акты христианского человеколюбия с самых юных лет, пока эти действия не вошли в привычку, а привычка не укоренилась настолько, что начала казаться велением сердца или инстинктом. Ибо если Фингербоун и славился чем‑то кроме одиночества и убийств, так это религиозным рвением самого чистого и редкого свойства. Более того, в городе имелось несколько церквей, и в любой из них видения греха и спасения преподносились настолько экзальтированно и похоже почти до идентичности, что превосходство одной церкви над другой можно было утвердить лишь количеством добрых дел. И обязанность совершать подобные дела лежала целиком и полностью на женщинах, поскольку общее мнение сходилось в том, что забота о спасении более подобает женщинам, чем мужчинам.
Мотивы визитов дам в наше жилище были сложны и непостижимы, но в целом сводились к одному. Их обязывали прийти внушенные им понятия о благочестии и благовоспитанности, а также стремление и решимость удержать меня, так сказать, под безопасным кровом. Поскольку соседки уже наверняка заметили, что в последнее время я почти не расчесываю волосы, зато постоянно накручиваю прядь на палец и сую в рот. За эти месяцы гостьи даже не смогли убедиться, что я умею говорить, потому что разговаривала я только с Сильви. То есть у дам были основания полагать, что мои навыки коммуникации потихоньку размываются и скоро я не смогу жить в прибранном доме с застекленными окнами и буду потеряна для обычного общества. Я стану призраком, и человеческая пища не сможет утолить мой голод, и руки мои будут проходить сквозь их пуховые одеяла и пышные наволочки, не ощущая их и не умея ими насладиться. Словно воспарившая душа, я найду здесь лишь образы и подобия вещей, необходимых для жизни. Если бы гора, нависающая над Фингербоуном, была Везувием и однажды ночью залила весь город лавой, а немногие уцелевшие и любопытствующие пришли бы посмотреть на это зрелище, оценить ущерб и расчистить улицы и дома при помощи динамита и лома, они нашли бы окаменелые пироги и остатки запеканок и посмеялись бы над их видом. Вот так и бродяги, сняв шляпу и входя на кухню в жестокую непогоду, могут заглянуть в гостиную и пробормотать: «А у вас тут мило», – и хозяйка, держащая одного из них под локоть, знает, что этот одинокий бездомный человек, не нашедший места в жизни, рано или поздно скажет «спасибо» и уйдет в ночь, так и оставшись самым голодным существом на свете и не найдя здесь никакого утешения, оставляя чужой дом, словно шелуху, сметенную в угол порывом ветра. Но с чего бы хозяевам дома чувствовать вину, если эти безымянные духи заглядывают в освещенные окна без всякой зависти и воспринимают даже лучший ужин как должное?
Представьте себе, что Ной разобрал собственный дом и построил из досок ковчег под недоверчивыми взглядами соседей. Наверняка Ной объяснил, что днище нужно промазать смолой, чтобы ковчег мог всплыть к самым облакам, если потребуется. От грядки с салатом и надежного фундамента не будет никакого толку: тут нужны компас и киль. Соседи, сунув руки в карманы и прикусив губу, возвращались к своим домам, которые теперь почему‑то казались неподходящими. Вероятно, в силу своего благочестия, и наши гостьи не желали, чтобы я погрузилась в унылое чувство отверженности, когда из‑за полученного откровения начинаешь ощущать
