Дыхание озера - Мэрилин Робинсон
Сильви стояла в дверях вагона и глядела на озеро.
– А сегодня красиво, – сказала она.
Величавые белые облака, пухлые, как херувимы, плыли в вышине, а само небо и озеро были окрашены изящной лазурью. Наверное, в разгар Потопа, когда весь мир представлял собой сплошной шар воды, именно так и выглядел день, когда Господь смилостивился и жена Ноя, открыв утром ставни, любовалась бескрайними просторами природы. Можно представить себе, как трепетали и сверкали воды Потопа и как облака волею Провидения служили лишь украшением. Верно, воды были полны людей – эту историю мы знали с самого детства. Та женщина в окне, возможно, захотела бы присоединиться к матерям и дядям в танце костей, поскольку этот мир, с его дурацким светом и любованием пухлыми облаками, едва ли был миром людей. Глядя на озеро, любой сказал бы, что Потоп так и не закончился. Для заблудившегося на воде любой холм – Арарат. А под ним – накопившееся прошлое, которое исчезает, но никак не исчезнет, которое уходит и все же остается. Представим, что жена Ноя в старости нашла где‑то остаток Потопа. Разве не захотела бы она войти в эти воды, пока ее вдовье платье не поднимется выше головы и вода не распустит заплетенные косы? Тогда лишь ее сыновьям пришлось бы рассказывать скучную историю поколений. Она была безымянной женщиной, а значит, стала бы своей среди всех тех, кого так и не нашли и даже не искали, чью память не увековечили, чья смерть осталась незамеченной, как и их потомки.
Старуха в углу смотрела на меня искоса, но не открываясь. Потом глубоко сунула в рот палец, чтобы пощупать зуб, и сказала:
– Она скоро станет большой.
– Она хорошая девочка, – ответила Сильви.
– Все так говорят, – подмигнула мне индианка.
По шаткой конструкции мы проплыли над водой до Фингербоуна, и мы с Сильви вылезли на сортировочной станции.
Потом мы отправились домой. Вид у нас был изрядно потрепанный. Но моя оборванная одежда целиком скрывалась под плащом Сильви, рукава которого болтались ниже кончиков пальцев, а полы не доходили до щиколотки всего на пару сантиметров. Сильви пригладила волосы ладонью, потом обхватила себя руками с видом оскорбленного достоинства.
– Ну и пусть пялятся, – заявила она.
Мы шли по городу. Сильви смотрела поверх голов, но на самом деле на нас никто не пялился, хотя многие бросали короткие взгляды, а потом украдкой поглядывали снова. Возле аптеки мы обогнали Люсиль и ее подруг, хотя Сильви этого, кажется, не заметила. Люсиль была одета под стать остальным: в свитер, кеды и подвернутые джинсы. Она посмотрела нам вслед, сунув руки в карманы. Я решила не привлекать к себе внимания, помня, какое значение Люсиль теперь придает внешнему виду, поэтому просто пошла дальше, сделав вид, что не увидела сестру.
Мы испытали большое облегчение, когда оказались на Сикамор-стрит, хотя все собаки с крылечек кинулись к нам, прижав уши, гавкая и бросаясь на нас с такой яростью, какой я никогда прежде не видела.
– Не обращай на них внимания, – сказала Сильви.
Она подняла с земли камень. Это только раззадорило псов. Люди стали выходить на крыльцо и кричать: «Ко мне, Джефф!», «Домой, Брут!».
Но собаки, казалось, не слышали хозяев. Всю улицу мы преодолели в окружении взбешенных шавок, норовивших ухватить нас за ноги. По примеру Сильви я хранила безразличие.
Когда мы наконец были дома, тетя развела огонь, и мы сели у печи. Сильви нашла крекеры и сухой завтрак, но мы слишком устали, чтобы есть, поэтому она погладила меня по голове и ушла к себе в комнату прилечь. Я почти уснула или даже совсем уснула, когда в кухню зашла Люсиль и села на стул Сильви. Сестра ничего не сказала. Подтянув одну ногу, чтобы завязать шнурок, она оглядела кухню и только потом произнесла:
– Сняла бы ты этот плащ.
– У меня вся одежда мокрая.
– Тогда лучше переоденься.
Я слишком устала, чтобы двигаться. Люсиль принесла дров с веранды и подбросила их в печь.
– Ну да ладно, – сказала она. – Где вы были?
Конечно, я бы рассказала Люсиль и даже собиралась это сделать, когда мысли прояснятся. Я было начала говорить: «На озере, у моста», но великодушно решила, что сестра заслуживает ответа получше. Вообще‑то, мне очень хотелось подробно рассказать ей, где я была, и как раз от осознания важности этого рассказа я уснула. Мне снилось, как мы с Сильви парим в темноте, не зная, где находимся, или Сильви знала, но мне не говорила. Мне снилось, что мост – это желоб, ведущий в озеро, и что красивые поезда один за другим соскальзывают в воду, даже не потревожив поверхность. Мне снилось, что мост – это остов сгоревшего дома, в котором мы с Сильви ищем детей, живших там, и мы даже слышим их, но никак не можем найти. Мне снилось, что Сильви учит меня ходить под водой. Такое медленное движение требовало терпения и изящества, но тетя тащила меня за собой в медленном вальсе, и наша одежда развевалась, словно одеяния нарисованных ангелов.
Кажется, Люсиль со мной разговаривала. Думаю, она говорила, что мне не следует оставаться с Сильви. Вроде бы речь шла о моем благе. Сестра теребила складку на колене джинсов – брови нахмурены, взгляд спокойный, – и я уверена, что она разговаривала со мной со всей рассудительной теплотой, но я не слышала ни слова.
Глава 9
В последующие недели к нам дважды заходил шериф, высокий и тучный мужчина. Он стоял опустив голову, сложив руки на животе и чуть покачиваясь на пятках. На нем был серый костюм – отутюженные брюки и пиджак, туго обтягивающие спину и плечи, как обивка обтягивает кресло. Оба раза он останавливался в дверях и разговаривал о погоде. По всему было видно, что шериф чувствует себя неловко. Он прикусывал губу, смотрел то в пол, то в потолок и
