Три пары - Лорен Маккензи
– Извини. – Лиззи отодвинула Еву в сторону, чтобы поставить на стол марокканский таджин. – Надеюсь, ты любишь нут. Там должна быть баранина, но мне пришлось бы продать фамильное серебро. А у нас его и так не было. – Хотя Лиззи всегда извинялась за размер своей кухни, за свой дом, за свою еду, Ева любила есть за ее столом. Они сидели так близко, что могли участвовать в едином разговоре. Конечности и ступни под столом ударялись друг о друга. Извини. Извини. Это был ты? После нескольких бокалов вина они позволяли своим конечностям спокойно быть там, где им хотелось. До Харвуда Ева была убеждена, что в этом была расслабленность и нежность, как у братьев и сестер, но теперь казалось, что каждое прикосновение к ее лодыжке и бедрам было намеренным и, что еще более сбивало с толку, эротичным. И это мог быть любой из них.
Лиззи попыталась разделить пары, рассаживая их за столом. Конор, следуя инструкциям, сел напротив Евы. Шэй сел бы напротив Беатрис, но тогда Лиззи и Фрэнк остались бы вместе. Когда Фрэнк нетерпеливо уселся напротив Беатрис, Лиззи подчинилась собственному решению, сев напротив Шэя. Женщины оказались по одну сторону стола лицом к мужчинам по другую. Лиззи сдалась.
Беатрис повернулась на стуле.
– Ты должна чаще носить цветное, – сказала она Еве. – Выглядишь великолепно. Гораздо моложе. Как другой человек.
– А как я выглядела раньше? – спросила Ева.
– Ты понимаешь, о чем я. Как мама. Как учительница в школе.
– Так. Так. Окей. Упс.
Беатрис рассмеялась сильнее, чем заслуживала шутка. И все время, пока она говорила, она смеялась. Смеялась, расставляя акценты в своих историях, независимо от того, были они смешными (про Фиа) или трагическими (про Молли). Ева видела, как Фрэнк внимательно слушает Беатрис через стол. Время от времени он вмешивался, но Беатрис почти не замечала его: все ее тело было обращено к Еве. Фрэнк переключил внимание на сидевшего рядом с ним Конора, но Конор был вовлечен в разговор Шэя с Лиззи.
Беатрис что-то рассказывала Еве о доме тестя и о том, сколько денег они потеряли, пытаясь удержать цену получше.
– Ну вот, – сказала Беатрис. Она ждала реакции от Евы, но внимание той было приковано к Шэю. Шэй рассказывал Лиззи, как Ева на него злится из-за банкротства Макдоны. Ева пробормотала извинения перед Беатрис и вклинилась:
– Ты ничего не мог поделать с банкротством Макдоны, но ты мог защитить себя, нас, от последствий.
– Как? Увидел бы в хрустальном шаре? – спросил Шэй.
Ева рассказала всему столу о ландшафтном контракте Шэя с Макдоной, или, если быть точной, о том, как Макдона злоупотреблял наивностью Шэя и их кредитной картой. Фрэнк, сам познавший необходимость надежных контрактов, отнесся к этому со злой насмешкой:
– Никому нельзя доверять. Мир – это яма со змеями.
Беатрис отреагировала крошечным инстинктивным кивком.
– Нужно доверять людям, – сказала Лиззи. – Что это был бы за мир, если бы не доверие?
– Я бы себе не доверял, – сказал Фрэнк. – Если я голоден, скучаю, зол, то могу в любой момент изменить свое мнение о любом из вас.
– Это правда, – сказала Лиззи.
Ева захохотала. Выражение лица Шэя оставалось неподвижным в полуулыбке, как будто он не хотел, чтобы его видели злым, но гнев все равно исходил от него. Она нарушила правила: на супругов жаловались в тихих уголках и шепотом. Ради кого они все притворялись, что у них все в порядке? Половина браков распадалась, и никто не знал, что в них что-то разладилось. Ева едва могла дышать от желания все взорвать.
– Я с Лиззи. – Конор сделал эффектную паузу. – Кажется, – он сделал вид, что смеется, но его голос звучал испуганно. – Большинству людей можно доверять.
– Контракты исключают возможность предать чье-либо доверие, – сказал Фрэнк.
– У меня как раз был контракт, – сказал Шэй.
Ева не могла оставить это без комментария:
– Он нам дорого обошелся, Шэй, вот о чем речь. Твой характер в буквальном смысле стоил нам денег, и теперь я вынуждена быть основным добытчиком и заниматься всем остальным. Это невозможно.
У Шэя отвис подбородок.
– Говоришь так, будто я ничего не делаю. – Он попытался сделать вид, что возмущен не всерьез, но все понимали, что возмущение настоящее.
– Никто еще не умирал от грязи в доме, – сказала Лиззи. Беатрис и Конор обменялись тревожными взглядами, взглядами «не пора ли уходить». Шэй наклонился через Беатрис так близко к Еве, что она почувствовала запах его чесночного дыхания, когда он завел свою речь. Он стал жертвой Макдоны, и она совершенно неправа, обвиняя его. И он пытался все исправить.
– Когда попробовал обокрасть его и тебя избили? – Ева повернулась к остальным, прижав ладонь ковшиком к глазнице. – Его глаз был вот таким. Девочкам снились кошмары. Когда я впервые увидела тебя, то подумала, что ты мертв.
– Прости, но на меня напали трое мужчин, – сказал Шэй.
– Ты незаконно проник внутрь. Ты нарушил закон.
Беатрис положила руку Еве на плечо:
– Наверное, это было очень страшно.
– Да, – сказала Ева. – И теперь мы не можем присоединиться к иску о компенсации, иначе Макдона заявит на него за взлом и проникновение.
Они все как один посмотрели на Шэя. Тот водил пальцем по ямке размером с монету на столе.
Пустой бокал Конора зазвенел, когда он поставил его на место.
Фрэнк встал – его стул с грохотом откинулся назад – и проревел:
– Вина, непростительная вина, лежит на мне.
Наступила растерянная тишина.
– У нас кончилось вино, – сказал Фрэнк. – Достаточно напились, чтобы ругаться, но недостаточно напились, чтобы любить. Это катастрофа.
– Гребаная катастрофа! – сказала Лиззи, улыбаясь Фрэнку, испытывая облегчение от его вмешательства. – Непростительно!
Шэй утомленно откинулся на спинку стула. Ева глубоко и медленно вздохнула. Беатрис снова похлопала ее по руке. Ну-ну. Лиззи сжала ладонь Шэя. «Да, утешь его, пожалуйста, – подумала Ева, – это выше моих сил».
– Я собираюсь загладить свою вину перед вами, милые мои. – Фрэнк забрался на стул и достал с кухонного гриля пыльную бутылку «Егермейстера» – эту настойку они пили в 2 часа ночи в девяностых, когда никто из них не знал, что такое настоящее похмелье. Раздался общий стон – «Егермейстер»
