Под красной крышей - Юлия Александровна Лавряшина
Ощущая легкий холодок под сердцем, Светлана Сергеевна удрученно подумала, что вполне способна нагородить глупостей. Лев сумел бы ответить сыну мудро, в то же время не скрывая прозрачной иронии, чтобы все не выглядело уж чересчур трагично. Да и не было никакой трагедии! Катя, конечно, здорово сглупила, связавшись с этим худосочным мальчишкой, который перетащил ее из одной нищей комнатушки в другую. Но природное чутье все же вывело ее на правильную дорогу. Все девочки тогда мечтали выйти замуж за курсантов… Уехав из Сибири с молодым блестящим офицером, Катя всем утерла нос.
– Конечно, она не была беременна, – отважно произнесла Светлана Сергеевна. – Анютке ведь всего шесть лет. Разве только по этой причине выходят замуж?
– Я полагал, что выходят по любви, – хмуро отозвался Марк и принялся ковырять медового цвета обивку стула.
Мать обрадованно подхватила:
– Вот именно! Разве может устоять восемнадцатилетняя девчонка перед взрослым сильным мужчиной с прекрасным будущим?
Марк сделал движение, будто раздвинул головой плотные слои воздуха.
– Я сегодня познакомился с Ермолаевым. – Он выжидающе посмотрел на мать, и растерянность, от которой забились ее темные ресницы, не укрылась от его взгляда.
– Ермолаев? – пролепетала она. – Ах да, его фамилия действительно была Ермолаев. Ну и что? Марик, в юности многие делают глупости…
Он нетерпеливо перебил:
– Разве Катя не любила его?
– Кого? Ты меня совсем запутал!
– Да Ермолаева же!
– Да что тебе дался этот Ермолаев? – Мать вскочила и сердитыми шагами принялась мерить столовую, на ходу поправляя твердые от крахмала салфетки. – Мало ли у кого какие бывают увлечения? Они оба были детьми, разве Катя могла выйти замуж за ребенка? Он был никто, понимаешь? И звать никак…
– Но ведь она прожила с ним вместе целый год, значит, он и тогда не был таким уж ничтожеством, как ты говоришь, – спокойно возразил Марк, оставляя обивку в покое.
– Ах, тебе и это известно? У Кати случился приступ откровенности?
Марк не отвечал, вынуждая мать продолжать.
– Ну, жила, – нехотя признала Светлана Сергеевна, аккуратно расправляя сухие стебли в высокой напольной вазе, похожей на камышовую головку. – Ты ведь знаешь, в каких условиях мы выросли, я рассказывала тебе… Когда я вышла за твоего отца, Катя оказалась в одиночестве. Она так привыкла быть под моей опекой, а тут… Сначала ей, конечно, понравилось – свобода и все такое… Но потом она затосковала, я видела это по глазам, когда Катя приходила к нам. Изо дня в день вставать и ложиться под пьяное бормотание матери, постоянно перепрятывать деньги, подтирать за ней зловонные лужи – это кого хочешь сведет с ума. А тут подвернулся Ермолаев. Они познакомились на празднике в честь дня рождения Пушкина возле памятника. Он там прочел какие-то свои стихи, и Катька вдруг решила, что он гений. Влюбилась без памяти. А он оказался не гением, а сумасшедшим…
– Разве это не одно и то же?
– Да? Может быть… Только он был еще и злым сумасшедшим. Ты и представить не можешь, что он вытворял!
Марк скользнул в кресло и закинул ноги на пухлый подлокотник:
– Так расскажи мне.
– Рассказать? – неуверенно переспросила Светлана Сергеевна, пытаясь разгадать застывшее в глазах сына странное выражение. – Может, тебе лучше спросить саму Катю, если уж это так заинтересовало тебя? Все-таки это ее жизнь, ее тайны…
– Тайны? – Неподдельное удивление зазвенело в ломающемся голосе. – Какие же это тайны, если вы с отцом все знали? Тайной не делятся ни с кем.
«А какие у него тайны? – вдруг испуганно подумала мать, но тут же отогнала эту неприятную мысль. – Да какие у него могут быть тайны!»
– Ты сказала, что он вытворял какие-то чудовищные вещи, – напомнил Марк, пытаясь помочь матери. – А что именно? Почему он казался вам сумасшедшим?
– Сумасшедшим, да, – уже более уверенно заговорила она, с силой наматывая на палец тоненький поясок домашнего платья. – У него случались приступы совершенно необъяснимого страха… Например, он боялся ложиться в постель. Просто для того, чтобы уснуть! Катя говорила, что часто он засыпал, сидя за столом. Иногда ей начинало казаться, что она нужна ему лишь как средство от страха.
– Зачем же он ушел из дома? Он ведь местный. Жил бы с родителями, если так всего боялся.
Ей вдруг стало не по себе: Марк говорил с такой отрывистой жадностью, точно крупными глотками пил с жары студеную воду. Чуть подавшись вперед, она пристально вгляделась в напряженное лицо сына. Оно показалось матери больным.
– В этом тоже была какая-то ненормальность. – Она с трудом вернулась к мыслям о Ермолаеве. – Он никогда не заходил к матери. Звонил чуть ли не каждый вечер, но никогда не навещал ее.
– А отец у него был? – перебив ее, спросил Марк.
– Они были в разводе. Он уехал куда-то… То ли на Украину, то ли в Прибалтику, не помню.
– Значит, он боялся своей матери, – невнятно пробормотал Марк, и она не расслышала его слов. Он чуть повысил голос: – Так Катя просто не выдержала его вечных страхов?
– Не знаю. Может, она до сих пор бы мучилась, если б не встретился Володя. Знаешь, она рассказывала о нем взахлеб! Не поверишь, но он подошел к ней в трамвае, спросил лишний абонемент, а когда Катя по простоте душевной начала объяснять, что ей необходимо оставить последний для себя, на обратный проезд, Володя схватил ее за руку и вытащил на первой же остановке. Вот спроси ее как-нибудь об их знакомстве, увидишь, как она расцветет! Тогда было начало июня, знаешь, самое удивительное время, когда все кругом так и трепещет от радости, и Володя был в чем-то светлом, уже немного загорелый, и он весь вечер смешил ее. Она прибежала к нам поздно вечером, и мне показалось, что я никогда не видела ее такой счастливой. Катя осталась у нас ночевать, вообще, это случалось крайне редко. Льву она сказала, что боится поздно идти в район общежитий, но, по-моему, Катя просто не могла себя заставить вернуться в тот кошмар, который устроил ей Ермолаев. К утру ей стало совестно и жаль его, но когда она пришла в их комнатешку, твой поэт учинил ей такой скандал, какого она в жизни не видывала. Он просто вышвырнул ее за порог, а
