Сны деревни Динчжуан - Янь Лянькэ
Как говорится, одарил углем в зимнюю стужу.
Деревенские спешили ему навстречу со своих полей. Мечтая заполучить черный гроб по бросовой цене, люди выстроились в длиннющую очередь, растянувшуюся метров на двести, от торгового пятачка и до середины деревенской улицы. Чтобы никто не урвал себе лишний гроб, отец обратился за помощью к старосте Минванчжуана.
Говорит ему: будьте так добры, помогите с проверкой.
Староста подумал и отвечает: если сегодня пшеницу не прополю, поле наше совсем зарастет.
Отец говорит: а у вас дома никто не болеет?
Староста отвечает: мы кровь сроду не продавали.
Отец говорит: но старики-то в доме найдутся?
Староста отвечает: отцу моему восемьдесят четыре года.
Отец говорит: так возьмите гроб для вашего батюшки, пусть стоит про запас.
Староста помолчал немного и говорит: а еще дешевле нельзя?
Отец ответил, подумав: отдам на пятьдесят юаней дешевле себестоимости.
Только чтоб хороший, говорит староста.
Привез вам сегодня три гроба первой категории, выберете, какой нравится.
И староста согласился помочь с проверкой. Принес печать минванчжуанского селькома, оглядел очередь, выстроившуюся к торговому пятачку, сначала вывел из нее тех, у кого дома никто не болел, затем сел за стол подле отца и вытащил из стопки все бланки, где обычные больные приписали себе позднюю стадию. Так и пошла торговля.
Наступил полдень, солнце добралось до середины неба, а жители Минванчжуана потащили гробы по домам – люди с гробами на спинах, с гробами в руках запрудили деревенские улицы и переулки, тащат гробы и славят управу. Тащат гробы и нахваливают уездную комиссию по лихоманке. Кто-то дотащил свой гроб до ворот, а дальше сил не хватило, и гроб остался стоять на улице. Кто-то занес гроб в ворота и бросил посреди двора. Восемьдесят гробов быстро разошлись по рукам, и в Минванчжуане теперь на каждом шагу были гробы. Будто в деревне не люди живут, а гробы. Счастливцы с новенькими гробами так радовались матпомощи от управы, что и про лихоманку позабыли, и про умирающих домочадцев, только улыбались во весь рот, а лица их купались в беззаботном веселье. У иных даже слезы навернулись от радости, а были и такие, кому приходилось скрывать свое счастье: дома у них тяжелых больных не водилось, но они все равно выкружили себе льготный гроб от управы, принесли его домой, припрятали как следует, а теперь сели у ворот и заводят с прохожими досужие разговоры: дескать, вот и весна наступила, распогодилось.
На следующий день отец поехал в деревню Гухэчжуан неподалеку от Минванчжуана. Взял с собой три грузовика с гробами, оставил их в безлюдном месте за несколько ли от околицы, а сам пошел посмотреть на деревенские дома и улицы и увидел, что все улицы в Гухэчжуане забетонированы лет пять или восемь назад, а все дома в Гухэчжуане новые, не старше десяти лет, сплошь одноэтажки с черепичными крышами или двухэтажные особняки. И отец понял, как в Гухэчжуане обстояли дела с кровяным промыслом, понял, что Гухэчжуан деревня не бедная. И хотя в каждом доме здесь поселилась лихоманка, у больных должны быть отложены гробовые деньги. И отец пошел к деревенскому партсекретарю, сказал ему: я заместитель председателя уездного комитета по лихоманке. Сказал так и протянул молодому партсекретарю рекомендательное письмо из уездной управы, партсекретарь засуетился, пододвинул отцу стул, налил воды. Отец прихлебывал воду и расспрашивал партсекретаря о темпах распространения лихоманки, о текущей смертности, а под конец разговора решил прощупать почву насчет гробов, говорит партсекретарю: а у вас дома есть больные?
Молодой партсекретарь повесил голову, и по щекам его покатились слезы.
Отец спросил сочувственно: сколько?
Партсекретарь говорит: старший брат у меня помер, младший уже не встает, и меня самого на днях залихорадило.
Отец молча достал из кармана платок, протянул его партсекретарю, чтобы тот утер слезы, и полным решимости голосом сказал: товарищ партсекретарь, довольно разговоров, первым делом надо обеспечить гробами Гухэчжуан, под мою личную ответственность. Первым делом надо позаботиться о больных Гухэчжуана. Говорит: товарищ партсекретарь, чтобы никто из здоровых не отхватил себе гроб по бросовой цене, чтобы обеспечить гробами всех больных лихоманкой, мне потребуется ваша помощь. У нас здесь спрос превышает предложение, мы людям все гробы отпускаем по себестоимости, сами знаете, в магазине за такой гроб придется минимум пятьсот юаней выложить, но в Гухэчжуане мы будем отпускать гробы по двести юаней за штуку, под мою личную ответственность. А что до вашей семьи – отец задумался и медленно проговорил: вашей семье полагается всего один гроб, но я под свою ответственность сброшу половину цены, отдам его за сто юаней.
Партсекретарь смотрел на моего отца, и глаза его наполнялись слезами благодарности.
Вот что, сказал отец. Начальство распорядилось ходячим больным и всем, кто болеет меньше трех месяцев, пока гробы не отпускать. Но вы все-таки деревенский партсекретарь, так сказать, руководитель местного уровня, само собой, к вам отношение особое. Когда все гробы распределят, принесете мне сотню, я приберегу для вас гробик, только в деревне никому ни слова.
И партсекретарь вынес из соседней комнаты двести юаней, протянул деньги моему отцу и, улыбаясь, пошел звонить в колокол, собирать деревенских на главном перекрестке для раздачи гробов.
Снова наступил полдень, и в Гухэчжуане повсюду стояли гробы, совсем как в Минванчжуане. Черный лаковый запах катился по деревне бурной рекой, древесный запах накрыл все улицы и переулки. И смерть больше не тревожила жителей Гухэчжуана – ни больных, ни здоровых, ведь они успели запастись гробами. И в деревне впервые за два года зазвучал смех и веселые голоса.
3
Дед уже два месяца не видел моего отца. Ему хотелось с ним повидаться, хотелось зайти к нам домой и поговорить с моим отцом, но он не знал, что сказать при встрече моей матери. И весь день его прошел в мыслях
