Молчание Шахерезады - Дефне Суман
– Сюмбюль-абла, попроси госпожу, пусть она немножко расскажет, – умоляла Мюжгян. Теперь, когда внизу собралось много мужчин, она сразу расслабилась. А уж пока рядом с ними госпожа-европейка, им и вовсе ничего не угрожало. Паликарья ни за что не полезут в дом, если там европейцы. К тому же сейчас здесь и Мимико Цыган, и доктор Агоп, и Мустафа-эфенди, пусть и без сознания, и Хусейн, не выпускающий греческий маузер из рук. Кроме того, прошлой ночью, лежа в ее руках, Хусейн пообещал, что никуда не сбежит, а останется, чтобы их всех защитить. Может, у них даже будет сынок. – Пусть расскажет, как она смогла доехать досюда на автомобиле? И ей не было страшно? А автомобиль ее собственный?
Эдит начала рассказывать, переходя то на турецкий, то на французский. А женщины, которые до этого сосредоточенно вязали, чтобы только не чувствовать страха, теперь с тем же вниманием слушали гостью. Сюмбюль, Мюжгян, ее дочки Мюневвер и Нериман, маленький Доган и даже Макбуле-хала не могли оторвать глаз от волос Эдит, преждевременно поседевших, от ее кожи, которая, наоборот, была все еще нежной, как шелк, от ее белых рук, которые во время своего рассказа она, словно крылья, то открывала, то складывала. До чего же она красива, до чего изысканна! Служанка, принесшая на серебряном подносе кофе, розовое варенье и рахат-лукум, и та, увидев очаровательную гостью, позабыла о том, что надо вернуться на кухню, и присела на краешек дивана. Она не заметила даже, как Макбуле-ханым подала ей знак налить чаю из самовара.
– В Бурнабате по соседству с нами живут англичане. Вы, наверное, знаете, Коста-бей у них в доме управляющий. – Женщины закивали головами. Про семью Томас-Куков они слышали. – С Эдвардом, одним из сыновей, мы дружим с детства. Их сад примыкает к нашему, поэтому мы часто видимся. А Эдвард увлекается автомобилями.
Она вдруг умолкла в нерешительности, не зная, стоит ли рассказывать им о том, что в гараже Эдварда и его старшего брата Питера стоят пять автомобилей, и каждый был привезен из Америки или из Англии; или о том, как они то добавляли в них какие-то новые детали, то вынимали их; или как пробовали сами собрать автомобиль, для чего вставляли в кареты старые лодочные моторы.
Женщины заметили, как по лицу гостьи пробежала тень, но причина этого была им, конечно, неизвестна. Сюмбюль запереживала. Что они сделали не так? Может, зря они стали ее расспрашивать? Она подала знак служанке. Пусть принесет еще немного того варенья, что приготовила Дильбер. И чистые ложки. Глядишь, госпожа всего попробует, и от сладкого на душе у нее полегчает.
Сюмбюль метнула строгий взгляд на Мюжгян, которая уже наклонилась в сторону гостьи. Мол, веди себя воспитанно, нечего в рот заглядывать. Но та и не думала молчать:
– Сюмбюль-абла, спроси Эдит-ханым, как она научилась водить автомобиль.
Эдит поняла вопрос и без перевода. Лицо ее помрачнело. Макбуле-хала с шумом бросила четки на низенький столик. Ястребиным взглядом она уставилась на Мюжгян. Служанка принесла поднос, уставленный разноцветными вареньями, но Эдит подняла свою изящную белую руку, отказываясь. Сюмбюль нахмурилась. А Мюжгян как ни в чем не бывало упрашивала: «Ну спроси, спроси ее».
Эдит же блуждала взглядом по изображенным на коврах цветам, рыбам, лошадям и вспоминала. Вспоминала о том, что случилось много лет назад и было запрятано в потаенный уголок ее души. Проселочная дорога, с обеих сторон окаймленная гранатовыми деревьями. Темно-синий автомобиль. Летящее шелковое платье. Того же синего цвета, что и автомобиль. Али в белой накрахмаленной рубашке и баклажановой феске. Его робкие полные, мясистые губы. Их соединенные пальцы на руле из орехового дерева. Черные кожаные кресла «Уилсон-Пилчера», который для уроков вождения дал ей Эдвард, не умеющий отказать никому, и уж особенно Эдит. Случайное касание ног и ощущение тепла другого тела. Столкновение рук при повороте. «Эдит му, скажи нашему Али, пусть он тебя научит. Поезжайте куда-нибудь за город, да хоть в Нарлыкёй или Коклуджу. Он как раз недавно починил рычаг. Катайся, учись сколько пожелаешь. Женщины теперь даже самолетами управляют, а ты что же, не научишься водить автомобиль?» Кипарисы, гранатовые деревья, дынные поля, оливковые рощи. Два сердца, рвущиеся из груди навстречу друг другу. Тело, едва заметно наклоненное к ее собственному. Тонкое и изящное, как у косули. Умелые руки, от которых она не в силах оторвать взгляд, когда они двигают рычаг, и от прикосновения которых плавится ее кожа. Почти неподвижно они танцуют на черных кожаных креслах «Уилсон-Пилчера». Мерно гудит мотор. Птицы на голых ветках смолкли. Белизна рубашки и синева платья. Косуля бежит. Все быстрее и быстрее. Уже почти на краю света. Внутри невыносимо горячо и необычайно сладко. Наверху – лишь голые ветви деревьев и серое небо. Каждая ее клеточка наполняется удовольствием. Не ее ли это крик эхом отражается от колоколов на церкви, что стоит посреди виноградников и садов?
Наконец Эдит пошевелилась. Молчание, точно туча, висело в воздухе. Увидев на лице гостьи проблеск улыбки, Сюмбюль выдохнула с облегчением. В этот момент в комнату влетел ее старший сын Дженгиз.
– Мама, мама, дедушка проснулся!
Его светлая, коротко остриженная голова казалась огромной, а глаза – круглые, как блюдца. Все задвигались. Мюжгян с дочками обнялись, Макбуле-хала взяла четки и прочитала молитву. Эдит вскочила на ноги, но снова села. Сюмбюль притянула Дженгиза к себе и поцеловала.
– Я был в мужской половине, – сказал он, словно хвастаясь тем, что мог спокойно ходить по всему дому. – Дедушка проснулся!
– Ты чего кричишь, сынок? Я не глухая. Слышу еще, слава богу. Встань спокойно и расскажи.
Все еще держась одной рукой за фиолетовую бархатную юбку Сюмбюль, он переводил свои большие глаза с одной женщины на другую.
– Доктор принес большую такую черную сумку. А внутри каких только инструментов нет. И нож, и пила есть. Я даже бритву видел. Были еще какие-то восковые штуки. А еще коричневые бутылочки, как у тети знахарки. Доктор набрал в шприц эликсир. Потом воткнул иглу дедушке в руку и впрыснул туда весь эликсир. Игла-то была вот такая, да-да, а дедушка даже не пикнул.
Он показал, какой длины была игла. Маленький Доган