Бабушка сказала сидеть тихо - Настасья Реньжина
Однажды люди нашли древнюю-древнюю мумию. Они откопали ее из глубины земли. А никто их об этом не просил. По крайней мере, мумия точно не просила, ей и без того было неплохо лежать себе в земле. Но люди ее стревожили. Взяли и вытащили из укромного местечка.
Мумия была очень зла за это на людей. И тогда она наслала на человечество множество всяких бед: наводнения, цунами, штормы, таяния ледников, землетрясения, кораблекрушения, самолетокрушения и даже войны. И люди поняли, какую ошибку они совершили. И закопали мумию обратно.
Только это не помогло. Ведь на самом деле мумии, хоть и неприятно было вылезать из недр земли на божий свет, разозлилась она вовсе не из-за этого. Дело в том, что, оказавшись вновь рядом с людьми, мумия вспомнила, сколько боли они причинили ей, когда она еще не была мумией, когда сама была таким же человеком. Люди очень злые, Купринька. Очень злые. Вот мумия и отомстила им за их злость. Впрочем, получается, и сама мумия была злой. А как иначе? Ведь некогда она была обычным человеком. А люди все… ну, ты уже знаешь.
Баба Зоя вздохнула:
– Ох, вот и я скоро умру. И превращусь в мумию. И найдут меня через тыщи лет. И разозлюсь я тогда на тех, кто меня потревожил. – Баба Зоя замолчала. Она так измучилась, что больше не было сил говорить. Из груди донеслось то ли сипение, то ли хрипы, то ли всхлипы.
Купринька удивленно уставился на бабу Зою.
– Умираааю, – прошептала та и закрыла глаза. Купринька склонился над бабой Зоей, не понимая, что с ней происходит и что ему нужно делать.
В этот-то момент их и обнаружили.
– Сюда! Сюда! Здесь они! – закричал молодой полицейский. Рядом с ним на поводке надрывалась-лаяла овчарка.
Купринька прижался в испуге к бабе Зое, а сам уставился на ошейник собаки. Тот был обычный, кожаный, без шипов, но все равно неприятно и больно на него смотреть. Полицейский, перехватив взгляд Куприньки, тут же усмирил собаку:
– Дина, фу. Сядь! – Овчарка повиновалась. И сразу стала доброй. Уши топорщатся, розовый язык навыкат – утомилась, пока шла по следу. Дина словно улыбалась, но Купринька все равно ее боялся. Ее ошейника. – Иди ко мне, мальчик, – ласково сказал полицейский, сев на корточки и протянув руки. Купринька покачал головой и еще сильнее прижался к бабе Зое, вцепился в левую руку.
Зоя Ильинична лишь страшно хрипела, не в силах пошевелиться. И не понять, что означал тот хрип: проклятия и угрозы полицейскому или же приказ Куприньке слушаться дядю. Тут набежала толпа людей: полиция, опека, Марья, Генка, Анфиска, какие-то зеваки, вызвавшиеся помочь с поимкой неопасных непреступников.
Секундное замешательство возле хлипкого шалаша: как можно было столько времени держать ребенка в таких условиях? А потом сам ребенок – грязный, лохматый, тощий мальчишка, испуганно таращит на всех глаза, жмется к бабе Зое. Лариса Анатольевна просунулась в шалаш:
– Иди ко мне, – сказала она мальчику. Купринька вновь покачал головой. К полицейскому не пошел, а к этой тетке зачем идти? – Иди, иди, – повторила женщина из опеки, хватая Куприньку за руку и пытаясь подтащить к себе. Купринька заорал, расцарапал протянутую ему руку.
Баба Зоя застонала и выдавила из себя:
– Не тронь! – Голос ее звучал ужасно. Хриплый. Сиплый. Утробный. Он словно раздавался из иного мира.
– Мне нужен мужчина! – сказала Лариса Анатольевна, вылезая из шалаша. – Мне не справиться.
Генка вызвался помочь. Решительно он залез в шалаш, схватил Куприньку в охапку и оттащил от бабы Зои. Мальчик верещал, пинался, кусался, рвался обратно, но Генка терпеливо сносил все побои, крепко держал мальчика и выносил его из леса.
Баба Зоя хрипела:
– Отда-а-ай! Отда-а-ай! – Попыталась встать, но забилась, словно в агонии, не в силах даже приподнять голову и посмотреть, куда это уносят ее мальчика, ее родненького. – Отдай, – еле слышно шепнула и притихла. Глаза закрыла. Не померла ли?
Один из полицейских глянул на бабу Зою, оставшуюся в шалаше, сказал как-то безэмоционально:
– Тут надо носилки. Без них ее не утащить будет. – Ему было совершено не жаль старушку.
Купринька кричал и царапался аж до самого дома. Возле него, узнав родные места, чуть успокоился и даже позволил посадить себя в черную машину службы опеки. Что удивительно. Скорее всего, от неожиданности, да и выплеснул все эмоции, обессилел.
– Что теперь? – спросила Марья у Ларисы Анатольевны, поглядывая на Куприньку. Тот слегка покачивался взад-вперед на заднем сиденье, сложив руки на груди крестом, изредка ударяясь о переднее кресло и будто не замечая этого.
Купринька впал в транс. Шок, конечно же, у мальчика шок. Столько испытаний на крошечную детскую душу.
– Мальчика нужно обследовать, – ответила женщина из опеки. – Здоровье, физическое и психическое в первую очередь. А там уж смотреть будем, куда его направить. Если все хорошо, то в детский дом определим. С документами еще возня. Он же у нас, получается, без роду, без племени, как говорится. Попытаем, конечно, бабушку насчет свидетельства о рождении, но думаю, что вряд ли оно имеется.
Сердце Марьи сжалось. Так ли хорошо будет мальчику в детском доме? Точно лучше, чем у Зои Ильиничны? Правильно ли они поступили? И как они будут Зою «пытать»? Она ж совсем плоха, какие ж тут пытки? С громким сигнальным «виу-виу-виу» подъехала «Скорая», Купринька слегка встрепенулся от громкого звука, прилип к окну, превратив свой нос в забавный пятачок. Он уставился на машину «Скорой помощи», словно то была волшебная карета. Вскоре из леса показались полицейские, они несли стонущую бабу Зою на самодельных носилках – две палки, обмотанные рубахами да футболками, у кого что надето было. Из «Скорой» выбежали врачи, раскрыли задние двери машины, помогли погрузить старушку.
Баб Зоя без остановки шептала:
– Где? Где? Где, где, где, где, где-где-где – Искала своего Куприньку. Хотела знать, где он, как он. Такое несчастье!
Вдруг с громким ревом и криками:
– Ба-ба-ба-ба-ба-а-а-! – Купринька вырвался из черной машины и побежал к «Скорой». По щекам его текли слезы. – Баба! – кричал мальчик и рвался к Зое Ильиничне. За ним рванули Марья и Лариса Анатольевна. Последняя схватила было Куприньку за рукав, но мальчишка легко вывернулся. – Баба! – прокричал он так четко, так громко, как никогда ни одно слово не произносил.
Услышала это и Зоя Ильинична, просвистела в ответ, не в силах уже произнести ни звука. Вот оно что – баба. Все же не мама, хоть
