Почтальонша - Франческа Джанноне
* * *
В следующее воскресенье, ближе к вечеру, Лоренца с опозданием подошла к «Олимпии» и увидела поджидающего ее Даниэле. Тот стоял, прислонившись к стене, и солнце наполовину освещало его лицо. Лихо сдвинутая набок кепка, клетчатая рубаха, темные брюки на подтяжках… У Лоренцы на миг перехватило дыхание: Джакомо тоже вечно щеголял в кепке и носил подтяжки. И точно такая же рубашка в клетку… Лоренца мельком глянула на афишу – Витторио де Сика, «Шуша» – и двинулась навстречу Даниэле.
– Прости, ты давно ждешь? – спросила она с легкой улыбкой.
Даниэле тут же отлепился от стены.
– Да нет, что ты, не волнуйся.
Они вошли внутрь и встали в очередь за билетами.
– О чем хоть это? – спросила Лоренца. – Я про фильм.
– Толком не знаю. Краем глаза в газете глянул: про двух пацанов, чистильщиков обуви из Рима.
Лоренца сморщила нос. Лучше бы какая-нибудь душещипательная мелодрама, подумала она.
– Знаешь, я даже чуток нервничаю – понравится ли тебе мое платье, – вдруг сказал Даниэле.
– А я все никак не пойму, что на тебя нашло, – сказала она.
– В каком смысле? – не понял он, выуживая кошелек.
– Да про то, что ты, оказывается, шьешь… Джакомо мне ни словом не обмолвился…
– Так он и не знал, – пожал плечами Даниэле, смущенно улыбнувшись. – Это был только мой секрет. Если об этом узнает моя мать… – он скривился. Потом обратился к кассиру: – Два билета, будьте добры.
– Тогда что? – не унималась Лоренца.
Даниэле повел плечом, забирая билеты.
– Не мужское, говорит, занятие… – И двинулся к дверям зала.
– Вот уж глупости! – возмутилась Лоренца. – Так ты поэтому даже Джакомо не сказал?
– Да кто его знает. Может, и поэтому… – Даниэле отвел в сторону красную занавеску, пропуская Лоренцу вперед.
Несколько часов спустя Лоренца сидела у Даниэле на диванчике, с любопытством оглядываясь.
– А тут мило, уютно… – сказала она, обернувшись в сторону соседней комнаты, куда Даниэле отлучился за платьем.
– Я тоже так считаю, – откликнулся он. И через миг вновь возник на пороге с вешалкой, на которой красовалось синее платье с желтыми вставками: широченная юбка, рукавов нет, швы торчат наружу…
– Рукава я еще не доделал, и юбку надо бы укоротить – до колен, в самый раз будет… И тут, на лифе, круглые пуговицы пришить, ну и пояс на талии, – затараторил он.
Лоренца нежно улыбнулась.
– Но чтобы его закончить, нужна примерка… – добавил Даниэле.
– Тогда давай я прямо сейчас и примерю, – сказала Лоренца, поднимаясь и забирая у него вешалку.
– Переодеться можешь вон там. – Даниэле мотнул головой в сторону спальни.
Лоренца шагнула за дверь, прикрыв ее, но не до конца.
Даниэле отодвинул стул и уселся на него, уперев локти в колени и нетерпеливо постукивая ногой. И минуты не прошло, как он окликнул:
– Ну как, все в порядке?
– Да-да, – отозвалась Лоренца. – Как раз раздеваюсь.
Даниэле кивнул. А потом медленно откинулся на спинку стула, вытянув шею, чтобы разглядеть Лоренцу в щель приоткрытой двери. Ему тут же бросились в глаза манящие изгибы бедер и округлые очертания груди, на которую волной ложились прямые медно-рыжие пряди.
Даниэле почувствовал, как низ живота свело от желания, от безотчетной жажды обладания. Он рывком поднялся и, налив стакан воды, залпом осушил его. Плеснул еще и тоже махом проглотил, будто силясь загасить в себе пламя.
– Пожалуй, великовато, ты был прав, – сказала Лоренца, распахивая дверь.
Даниэле сглотнул и, пунцовый от смущения, закивал:
– Да уж, размера на два… Ну да ничего, сейчас подгоним.
14
Ноябрь 1946 года
– Голосуйте за Карло Греко на муниципальных выборах! Выбирайте Христианско-демократическую партию! – гремел громкоговоритель, установленный на «Фиате-Тополино», который без устали колесил по городку.
Анна, ехавшая на велосипеде с почтовой сумкой через плечо, натыкалась на него на каждой улице, словно те двое в машине нарочно преследовали ее. От назойливого призыва было не скрыться даже в переулках – казалось, будто он, отражаясь от стен домов, звучит еще громче и навязчивее.
На стенах пестрело бесчисленное множество предвыборных плакатов, где имя ее мужа красовалось рядом с крестообразным символом христианских демократов. «Ваш голос за ваше благополучие», – провозглашали они. Или: «Городом должны управлять честные и компетентные люди. Голосуйте за Христианско-демократическую партию». И, как будто этого мало, стоило Анне остановиться, чтобы отдать почту, как кто-нибудь обязательно говорил:
– Поздравляю вашего мужа, синьора почтальонша!
– Передай Карло – я непременно за него проголосую.
– Он победит, я это чувствую!
И так без конца. Анна старалась улыбаться и благодарить, хотя ей до зуда в пальцах хотелось разбить проклятый громкоговоритель и сорвать все плакаты. Нашел от какой партии баллотироваться, черт бы его побрал, думала она, досадуя все сильнее.
– Не поставлю я крестик возле креста, – заявила Анна, когда Карло, сияя, как ребенок, притащил домой пачку свежеотпечатанных листовок.
– Ты что такое говоришь?! – возмутился он, как возмутился бы человек, заподозривший, уж не подшучивают ли над ним.
– Слушай, я серьезно.
– Ради дурацкого принципа ты откажешь в голосе собственному мужу?
– Дело не только в принципах! – вспылила она. – Я скорее умру, чем отдам голос этим католикам!
– Ты должна отдать голос не католикам, а мне!
– Нужен мой голос – меняй партию.
– Ты сама понимаешь, что несешь? И за кого ты собираешься голосовать?
– За коммунистов! Знаешь, сколько женщин из Союза итальянок – коммунистки? И я тоже!
– И когда это ты успела к ним записаться, что я и не заметил? Ночью, пока я спал? – съязвил Карло.
– Коммунистам небезразличны права женщин!
– По-твоему, мне плевать на ваши права? Серьезно?!
– Вот, ты сам сказал – «ваши». Да еще таким тоном!
– Прости, что я не женщина. Извиняюсь, что посмел сказать «ваши», – саркастически парировал он, вскидывая руки.
– Мне тоже жаль, Карло. Но я не отступлюсь. Ни за что.
– То есть ты решила не поддерживать меня.
– Я не буду тебе вредить. Но о моем голосе забудь.
– А ты забудь, как это – спать рядом с мужем, – проворчал он, покидая комнату.
И с того вечера перебрался на диван в гостиной.
Даже Роберто, обычно державшийся в стороне от родительских споров, тут встал на сторону отца:
– Но разве это нормально – отказываться голосовать за папу?
– «Нормально», надо же. Как вам нравится бросаться этим словечком.
– А тебе, мам? Что плохого тебе сделала нормальность?
– И кто решил, что у нас «норма»? Ты? – осадила его Анна, уперев руки в бока.
– Я мог бы задать тебе тот же вопрос, – парировал Роберто, тоже насмешливо подбоченившись.
Зато Антонио с Агатой из кожи вон лезли, поддерживая предвыборную кампанию Карло, особенно в последние недели перед голосованием. Антонио сопровождал брата от двери к двери, участвовал в партийных собраниях и распространял листовки, а Агата обходила всех подруг и соседок, чтобы удостовериться, что те проголосуют «как надо».
Даже на почте теперь только об этом и судачили. Судя по всеобщим прогнозам, Карло должен был победить с разгромным счетом.
– Увы и ах! – комментировал Кармине. – Так и знай, я отдам голос социалистам, а не твоему мужу! – добавлял он, тыча пальцем в Анну.
Та вынужденно прикусывала язык, хотя ей страшно хотелось с ним согласиться. Элена же с самого начала объявила себя пылкой поклонницей Карло. Она рассказывала Анне, что и новый священник, дон Лучано, неизменно напоминает прихожанам перед каждым «Месса окончена, идите с миром», что только истинные христиане и демократы способны защитить свободу и будущее своих чад. И непременно заключала:
– Только представь – ты станешь женой мэра!
Только громкое объявление Кьяры ненадолго отвлекло всеобщее внимание от этой
