Первое поле - Александр Васильевич Зиновьев
– Во-первых, вы молодцы, можно сказать, настоящие геологи, ничего не пропустите. Мы с Зоей… – «Константин Иванович, – подумал Матвей, – специально тянул время, чтобы по-настоящему порадовать нас». – Мы вот провели, мы, – начальник партии повернул голову к Зое Анатольевне за поддержкой, – анализировали и… выяснили, что эта порода, – потряс коробком, – не алмазы. Это совсем иной минерал. Это слюда, она тоже встречается в природных минеральных образованиях земной коры. Она представляет собой породу вулканического происхождения, которая образовалась в процессе остывания расплавленной лавы. Эта группа имеет совершенную спайность, и сами видели, как блестит. Совсем как стекло.
Лица у рабочих после слова «стекло» сильно потускнели. Облик премии и открытия месторождения испарился, и уже всё стало понятно. А начальник партии договорил:
– Таким образом, можно сделать вывод о том, что слюда – минерал, который визуально напоминает стекло и имеет структуру слоистых кристаллов. Именно за счет этой особенности, а также по причине слабой связи между отдельными пакетами материалов формируются определенные химические свойства. А алмаз в природе похож, конечно… на стекло, если хорошенько отмыть, но… В общем, вы молодцы. – Константин Иванович посмотрел на часы, на небо. – Бегом обратно, ещё успеете пожоги запалить.
Вернувшись на участок, Матвей спрыгнул в шурф, опустился на колени и долго всматривался в выход слюды… Сидя в шурфе пред этими «бриллиантами», Матвей уже точно понимал, что лопухнулся. Слюда совсем не походила на алмаз. Матвей встал во весь рост и крикнул Анатолия. Толик, оказывается, стоял на краю шурфа, тут же откликнулся:
– Вот поступишь в институт, окончишь, тогда так не будем бегать как шальные с коробкой «алмазов».
Матвей поднял на него лицо, и слёзы сами по себе потекли из глаз.
– Да ладно тебе, мы сейчас можем и не так лопухнуться. А Константин Иванович, скорее всего, не проболтается.
Через час над двумя шурфами, в одном из которых алмазы превратились в слюду, вздымались сполохи пламени. Уже почти в темноте они вернулись на базу. Толстокулаков, дежуривший по кухне и уже убравший всё по своим местам: кружки – на кукан, посуду, миски – сушиться, только и спросил:
– Что долго-то, стряслось что? Ваши миски закутал, чай сами нагреете.
Утром натянуло дым. Ещё не густой, но явственно пахнущий далёким пожаром. Все в очередь выходили на берег Ингили и всматривались в даль против ветра – не видно ли чего? Когда вышли в маршрут, Игорь как будто про себя пробурчал: «Как бы это ветру в другую сторону начинать дуть? Я этих дымов уже так надышался, что видеть его не могу, не то что нюхать». Помолчал и договорил: «Правда, и курить не тянет».
Нокаут
Во дни разлук и горестных сомнений…
Через неделю дыма ещё больше прибавилось. Каждое утро начиналось с оценки его густоты. Рабочие добили эти «алмазные» шурфы, и Матвея поставили на перетаскивание породы из шурфов к реке. А на реке Игорь Александрович в лотке промывал принесённое. Собирая после промывки самые тяжёлые фракции в специально пошитые для таких проб мешочки, совсем как во время войны у солдат для махорки. Такие же шнурки-завязки.
Все рабочие были распределены – только успевай. Половина лета прошла. Утром Матвей с пустым рюкзаком и Игорь Александрович, ходко шагая в сопровождении Кучума, вышли на сопку к шурфам, набрали со стен шурфа породы в специально пошитые для проб мешки сантиметров в сорок длиной и двадцать шириной, положили в рюкзаки и понесли к реке.
– Не заплутай, – напутствовал Матвея. И договорил: – Жду с алмазами.
– Ну Игорь Александрович, – проныл Матвей, – сколько можно?
– Иди ужо, старатель.
Кучум куда-то умотал по своим делам, и «старатель», не слишком обидевшись на Игоря, вернулся на дальний от реки, в двух километрах, шурф, по дороге думая, как Игорь пошутил про алмазы. Но Матвей и Анатолий знали, что кроме геологов никто не знает, как они с коробком слюды двадцать километров отмахали. Никто из рабочих ни разу не пошутил. Сбросил в шурф мешки, спустился по стволу, приставленному к стенке пятиметрового шурфа с вырубленными по бокам ступенями. Набрал, соскребая лопатой с полуметровым черенком, со стенок и дна два больших мешка породы, выбросил их вверх на край шурфа. Выбравшись, поставил их в рюкзак. Подумал и, вернувшись в шурф, набрал ещё один. Вес получился большой, но подъёмный. Немного отдышавшись, Матвей накинул рюкзак за спину, поправил лямки и пошёл к реке. Игорь к этому моменту уже всё промыл и поджидал Матвея, уютно сидел курил. На обратном пути Матвей решил, что хватит сил принести сразу четыре мешка. Мешок породы в среднем весит пятнадцать килограммов. «Неужели не справлюсь, да запросто!» Но, набрав и втиснув в рюкзак мешки, Матвею, как он ни старался, сил не хватало поднять его на плечо. Выгружать один мешок стало обидно, и, покрутив головой (как же поднять?), нашёл выход. Рядом почти параллельно земле тянулся, опираясь на толстые ветви, ствол поваленной толстой ели. Её и не спалили в шурфах из-за её толщины. Рубить долго. Матвей подтащил к нему рюкзак, набрал в грудь воздуха и рывком поставил рюкзак на ствол. Надо было только немного присесть, пролезть в лямки, распрямиться – и можно «ехать». Вес рюкзака неожиданно оказался таким большим, что, прежде чем тронуться, Матвей потоптался на месте, приноравливаясь. С рисом мешок тяжелее, вспомнил Матвей. Выбрав устойчивое положение для тела и рюкзака, пошёл, постепенно втягиваясь. Поначалу рюкзак сносил Матвея то в одну сторону, то в другую, но и с этим он справился, тем более что идти в общем-то вниз, не вверх. Матвей не замечал ничего рядом, только нёс, приговаривая про себя: «Годится, годится». И даже натруженным голосом пропел «Магадан – вторые Сочи…» Но, когда появилась за деревьями река, обрадовался: силы кончались. Игорь сидел на корточках, в резиновых сапогах в воде, спиной к Матвею и качал лоток. Матвей остановился на самом краю метровой терраски, отдышался. Теперь надо было снять рюкзак. Эту бетонную тяжесть,
