Индекс Франка - Иван Панкратов
Через несколько долгих секунд он услышал, что магнитный замок на выходной двери звонко клацнул, выпустив бывшую жену на стоянку. А ещё через пару часов он случайно узнал у дежурной медсестры очень странную новость — Лариса приходила именно в ожоговое отделение. В реанимацию. К Русенцовой.
4
За годы работы Платонов сделал вывод — у хирурга должно быть очень хорошо развито одно важное умение. Не всего одно, конечно — навыков должно быть много. Но это — в обязательном порядке.
Он должен уметь ждать.
Ждать по-честному. Не как ждут автобус, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу и поглядывая на часы каждые десять секунд. Не так, как ждут гола от любимой команды, вскакивая при каждом опасном моменте. И уж совсем не так, как ждут чего-то терапевты, постоянно названивая хирургам, рентгенологам, функционалам и лаборантам, требуя пункций, снимков, описаний ЭКГ и свежих анализов здесь, сейчас, сию минуту, немедленно.
Просто сидеть и ждать. Спокойно, уверенно. Ровно при этом дыша, сложив руки на груди, откинувшись в кресле и просто глядя в окно. И не важно, что там, внутри, рождаются сейчас и умирают десятки и сотни мыслей, алгоритмов, сомнений и выводов.
Это называется — «активно-выжидательная тактика». Или, как любил говорить один из прошлых начальников Платонова: «Хороший скрип наружу вылезет».
Вот и сейчас Виктор применял эту тактику, потому что ничего другого не помогало. Он расположился на переднем сиденье маленькой темно-серой машинки и ждал, когда рядом, в водительском кресле, перестанет рыдать Кравец.
Он увидел её сразу, как только вышел из отделения в надежде успеть на ведомственный автобус — в такую непогоду, как сегодня, это было особенно актуально.
Хлопнув над головой большим черным зонтом, Платонов уже собрался было сделать первые шаги под дождь, как вдруг заметил прямо напротив входа в машине Полину Аркадьевну. Первая мысль была, конечно же, о том, как бы напроситься доехать с ней куда-нибудь поближе к дому. И сразу же за ней вторая — лучше не стоит и начинать делать подобные вещи.
В сознании офицера запаса эти мысли фактически слились в одну по принципу «Не спешите выполнять — будет ещё команда «Отставить!» И когда он уже был готов сделать вид, что не заметил, и пройти мимо, то вдруг разглядел, что она плачет.
Кравец почти лежала на руле, повернув лицо в сторону, и наверняка вообще не увидела Платонова, если бы он выполнил программу-минимум в части «пройти и не заметить». Плечи несильно вздрагивали — и им в такт она как-то зловеще перебирала пальцами руль; снаружи казалось, что по нему ползёт гигантская многоножка с маникюром. Увидеть всё это с периодичностью в несколько секунд давали включённые «дворники».
Виктор вздохнул; он понял, что не в состоянии пройти мимо. Это было почти по Экзюпери: «Вы в ответе за тех, кто плачет, если вы это увидели». Он украдкой посмотрел на часы — до автобуса оставалось около пятнадцати минут, и, если за это время она не успокоится, потом придётся просить её всё-таки подвезти.
Уже идя к машине Полины, он вдруг понял, что совершенно не рассматривает вариант, в котором Кравец, увидев его через стекло, просто не откроет дверь. Это вызвало у него короткий приступ нервного смеха.
В стекло стучать не пришлось. За несколько шагов до машины Платонов понял, что его заметили. Полина полезла в сумочку за платком, машинально посмотрела перед собой и, увидев Виктора, начала срочно вытирать щеки от слез, при этом как-то смешно вытягивая лицо и прикусывая обе губы, чтобы не размазать глаза. Видимо, направление движения Виктора не оставило у неё сомнений в том, куда он идёт — Полина успела взять сумочку себе на колени и на вопросительный взгляд Платонова просто показала на сиденье.
Он сложил зонтик, открыл дверь. Быстро, чтобы не намокнуть, присел рядом, пытаясь не смотреть на Кравец и затолкав зонт в глубину ниши для ног. Он чувствовал, что ей ещё есть чем заняться со своей внешностью, и старался не смущать. Щёлкнуло зеркальце в солнцезащитном козырьке. Небольшая косметичка была извлечена из сумки, следом Полина пару раз скромно, но ощутимо высморкалась, стыдливо при этом кашлянув, чем-то одним легонько мазнула в районе губ, чем-то другим по глазам (Виктор боковым зрением контролировал её действия), быстрым движением швырнула сумочку на заднее сиденье мимо Платонова, вздохнула, хотела что-то спросить, но передумала и замерла.
Стало очень тихо. Виктор ощущал, как аккуратно работает малолитражный мотор; немного повернув голову в сторону водителя, он изучил приборную панель, ткнул пальцем в кнопочку. По ушам ударило радио; Полина вздрогнула и резким движением убрала звук до настолько тихого, что Платонов отрицательно покачал головой. Звук немного вернулся.
— Я люблю громко, — внезапно сказала Кравец. — Бывает, еду и песни ору здесь. Сегодня утром, например, «Чайф». Помните: «Бутылка кефира, полбатона»?
Платонов улыбнулся, давая ей возможность разогнать разговор до нормального градуса.
— Вчера — «Владивосток две тыщи», — продолжила Полина. — Здорово так! Слова знаю, никто не мешает… Автомобильно-пробочное караоке. А если кому в машине рядом странным такое кажется или ещё что — так пусть лесом идут.
Она сказала это с лицом, ставшим на мгновенье каменным. Платонов притих, но Кравец повернулась к нему с немного виноватым взглядом и добавила:
— Я имела в виду — в машинах вокруг, Виктор Сергеевич… Вы не подумайте чего… Блин, вот неудобно получилось…
Платонов понял, что реветь она больше не собирается. Он улыбнулся её немного нелепой оговорке, хотя сам понял всё сразу и правильно.
— Не хотите сказать, что случилось? — сам от себя не ожидая такого участия, вдруг спросил Виктор. Вопрос будто вырвался откуда-то изнутри, и его было уже не остановить, как отправленную SMS-ку. Полина сразу после вопроса отвернулась от Виктора; плечи её едва ощутимо дёрнулись, и он уже подумал было, что она всё-таки опять расплачется, но Кравец сдержалась.
— Это личное, — сухо ответила она, сев прямо и не глядя на Виктора. Руки её сами собой легли на руль; в правой ладони она держала между пальцев клетчатый платок, очень напоминающий размером и фактурой мужской.
— Я не с целью выведать секреты спросил, — сказал Платонов, хотя выглядело это именно так. Он и сам понимал это прекрасно. — Возможно, «синдром попутчика» может сработать — легче всего открывать душу тем, с кем мало знаком. Нас с вами друзьями не назовёшь, согласитесь, Полина Аркадьевна? Не в смысле, что мы враги… Короче, вы поняли.
Она долго молчала. Виктор уже начал сомневаться в том, что она собирается с мыслями; это стало больше походить на приглашение выйти из машины и идти по своим делам. Но Полина вдруг выключила «дворники» и, разглядывая, как вода потихоньку заливает очищенные сектора лобового стекла, спросила Платонова, повернувшись к нему всем телом в кресле:
— Вам когда-нибудь было страшно? Я имею в виду — по-хирургически? Чтобы пот выступил, чтобы колени задрожали или руки затряслись? Чтобы точно знали, ещё вот секунда, и всё, ничего не исправить?
Платонов был готов к рассказам об отвратительных отношениях в новом коллективе, о хамском поведении пациентов, о хронической усталости и недосыпе, о детях-балбесах, муже-алкоголике — но к вопросу о страхе он оказался не готов, поэтому пожал плечами и задумался.
Стекла стали понемногу запотевать; Виктор, взяв паузу для ответа, решил похозяйничать и с умным видом открыл на панели приток внешнего воздуха. Делая вид, что он следит за результатами своего действия, Платонов тщательно обдумывал ответ.
— Страх бывает разный… — осторожно начал Виктор, когда стало ясно, что окна просветлели. — Вот, например, эпизод. Операция на ягодице, глубокий гнойник. Я в прошлом хирург отделения раневой инфекции, поэтому примеры у меня в основном оттуда, Полина Аркадьевна… Работаем где-то в проекции сосудисто-нервного пучка. Ассистент молодой, не очень опытный, хотя вроде недавно из Академии; рану показывает, как бог на душу положит. Сушит только когда скажу, движений моих
