Американские девочки - Элисон Аммингер
– И дело даже не в том, что я ненавижу Пейдж. Понимаю, звучит дико, но я о ней вообще на тот момент забыла. Я думала только о Дун: как она заценит такое письмо и как бы мне скорее его ей показать. У меня в сознании все как-то так сложилось, будто у нас вообще нет адресата, живого человека, который получает и читает сообщения.
Я не представляла, что́ к этому моменту Джереми думает обо мне, и мне не хотелось открывать глаза и проверять.
– Короче, оказалось, что письма наши вовсе не были анонимными. И еще оказалось, что Пейдж любит иногда слегка себя порезать, а в телефоне, когда ее мама застукала ее за этим делом, была открыта как раз та картинка. Ну и тогда ее мама позвонила моей маме, а моя впала в полное бешенство из-за картинки про аборт. Сказала, что, раз уж ее деньги идут на взращивание какого-то исчадия ада, лучше бы она их просто спускала в унитаз. Я не могла ей объяснить, что я ничего такого не вкладывала в картинку с зародышем и что даже тут идея скорее шла от Дун, а не от меня, ведь я точно знала: стоит мне навлечь на Дун беду, и она больше никогда в жизни со мной не заговорит. Откуда, скажите мне на милость, я могла знать, что безупречная Пейдж Паркер склонна резать себя? Она же самая крутая, самая клевая, зачем ей-то сходить с ума? И с того дня мама обращалась со мной так, будто ждала, что я вот-вот куплю ружье, пойду в кафе и всех перестреляю. Это было ужасно. Она и слышать ничего не хотела. Родители притворялись, что переводят меня в другую школу из-за нехватки денег, ну а на самом деле, думаю, они просто махнули на меня рукой. Кому охота тратить деньги на пропащего человека, правильно?
Я открыла Джереми правду во всем ее безобразии, пересказала всю свою дерьмовую прошлую жизнь в Атланте. И то, что было полностью моей виной, и то, что было ею отчасти, не совсем. И, что ужасно, когда я говорила о Пейдж Паркер, я все еще больше злилась на нее, чем ее жалела. Может, мой поступок и подлее, чем мне представлялось, но все-таки это просто дурацкая картинка. Я ведь не отправила ей по почте настоящий эмбрион. И вот теперь Пейдж разрушает мою жизнь с расстояния в три тысячи километров. Ну, вот и все, дело сделано. Больше я Джереми не нравлюсь. С этим покончено. Когда я завершила свой рассказ, мы уже въезжали на парковку возле студии; кажется, я говорила целую вечность. Я открыла глаза, чтобы посмотреть, что делает Джереми. Он просто глядел в окно, полуотвернувшись от меня.
– Извини, – сказала я. – Полагаю, мне следовало изложить укороченную версию. Ты теперь, наверное, считаешь, что я ужасный человек.
– Нет, – ответил он, поворачиваясь ко мне. – Я хотел все это знать. И вижу, насколько тебе было трудно говорить об этом. Спасибо, что рассказала правду. Кто-то мне сказал на днях: когда что-то произносишь вслух, оно теряет силу. – Похоже на рассуждения Линетт или моей мамы. Тревожный знак. – Я рад, что ты поехала со мной. Можно, я тебя высажу здесь? Я забыл о времени и теперь опаздываю на встречу на другом конце города.
Круто. Я официально его отпугнула. Может, не зря меня никто не спрашивает о моей жизни. На то есть причины. Я как доисторическая тетушка, которую тебя родители силой заставляют навещать раз в год: без умолку трещу, будто только что научилась говорить, ношу в кармашке диковатые списки, а к концу дня оказываюсь не такой уж милой.
– Увидимся завтра, – сказал Джереми. Несколько секунд он смотрел на меня, будто собирался потянуться ко мне, обнять. Но он не сделал этого. Из печального кутенка я превратилась в неприкасаемую. Круто вдвойне. – Было здорово, Анна. Я рад, что ты проведала моего дедушку.
К тому времени, как я преодолела десять метров, отделявших меня от входа на съемочную площадку, Джереми уже и след простыл.
12
На следующей неделе напряженно снимали и переснимали серию, в которой Джош, ставлю последний доллар, нарочно все время забывал свой текст. По вечерам Декс писал, а я пыталась завершить работу над исследованием для Роджера. Я сказала Роджеру, что больше не собираюсь притворяться девочкой Мэнсона – это слишком жутко. А он поднял мне зарплату до пятнадцати долларов в час и велел сосредоточиться на связанных с убийствами мелких деталях. Он уже «вычислил» образ девушки, но ему нужно было проработать контекст.
Сестра утверждала, что проходит пробы в двух местах, но я-то думаю, она встречалась с Роджером. Я начала подозревать, что она говорит мне только то, что я, по ее мнению, хочу слышать. Если я лгу, у меня, как правило, есть на то причины, а Делия лжет ради самого процесса: ей кажется, что таким образом она получает превосходство. Странная она, моя сестра.
Декс переписывал свой сценарий, а я помогала ему выбирать наиболее удачные варианты отдельных сцен. Это была драма о матери-одиночке, белой женщине, чей чернокожий муж пропал без вести во время урагана «Катрина». Она растила своего ребеночка-мулата и пыталась как-то разузнать, жив ли ее муж, – его тело так и не нашли. Декс рассказал, что он вырос в Новом Орлеане, и мать воспитывала его в одиночку, и теперь он хочет создать сериал, который послужит огромной благодарностью для нее. Еще он сказал, что за последние три года это уже его девятая попытка написать пилотный сценарий, поэтому он ни на что особенно не рассчитывает.
Я перестала себя ощущать посылкой весом в пятьдесят с лишним кило, которую Делия подбросила на порог Дексу. Мы с Дексом приладились друг к другу, и у нас хорошо получалось работать рядом, а в какой-то момент мне очень захотелось, чтобы они с сестрой остались вместе навсегда. Я даже порылась в верхнем ящике комода в поисках кольца, но, полагаю, я просто принимала желаемое за действительное. Когда появлялась Делия, Декс делался намного более разговорчивым, однако они часто пререкались из-за того, что Делия мало бывает дома. Сестра пререкалась со всеми, с кем ей доводилось состоять в отношениях, так что удивляться не приходилось. В нашей семье конфликт считался одной из форм нежности. И все же была какая-то особенная легкость в тех вечерах, когда мы оставались с
