Песчаная роза - Анна Берсенева
Улыбка у нее вышла жалкой.
– Вот и не стесняйтесь себя. Говорите что хотите. Сказали же, что хотите съесть это жуткое пирожное.
Пирожное, лежащее перед нею на десертной тарелке, называлось Сент-Оноре. Поверх высокой белой кремовой шапки оно было украшено золотой глазурью.
– Что же в нем жуткого? – удивилась Ксения. – Оно такое красивое!
– Отвлеклись от самобичевания? – Сергей Васильевич неожиданно улыбнулся. – Ешьте свое Сент-Оноре. Надеюсь, это по крайней мере вкусно.
От того, что лишь на мгновенье сверкнуло в его глазах с этой краткой улыбкой, у Ксении перехватило дыхание. Счастье заполнило ее всю, до последней клетки тела и до последней частицы того, из чего состоит душа.
И никуда оно не ушло, это счастье, ни через день, ни через два, ни через все дни, которые она проводила на террасе в Верхнем городе, с трепетом сердечным прислушиваясь к его шагам, если он был дома, и с замиранием сердца дожидаясь их, если его не было.
Глава 25
Когда назавтра после модного магазина и французского ресторана Ксения выразила намерение сходить на базар за провизией и что-нибудь приготовить, Сергей Васильевич сказал, что в этом нет необходимости, потому что он уже нанял женщину, которая этим займется.
– Ходить на базар одна вы здесь не сможете, – объяснил он. – А сопровождать вас туда у меня нет ни времени, ни, извините, желания.
Несколько раз он водил Ксению ужинать на набережную. Точнее, просто брал ее с собою, если шел в ресторан. О том, что вообще-то Сергей Васильевич не нуждается в ее обществе, красноречиво свидетельствовало то, что ни по дороге на набережную, ни за столом он ни о чем ее не расспрашивал и ничего не рассказывал о себе, ограничиваясь беседой о погоде, природе и городской архитектуре. В одном из ресторанов был дансинг, и Ксения всякий раз думала, что, может быть, они идут именно туда, но Сергей Васильевич, разумеется, проходил мимо.
По утрам являлась массивная арабка в чадре, приносила выстиранное белье, свежее мясо или рыбу, овощи и фрукты, споро утюжила одежду, готовила плов, или шурпу, или кус-кус, или еще что-нибудь на обед. Пока она этим занималась, приходил посыльный с коробкой, в которой был французский сыр, испанский хамон, крошечные сицилийские конолли или другие деликатесы. Всего этого было более чем достаточно, покупать что-либо еще, конечно, не требовалось.
Поэтому когда однажды Сергей Васильевич предложил Ксении пойти вместе на базар в Верхнем городе, она удивилась.
– Заодно осмотрим Касбу, – сказал он. – Если вам интересно.
Она не стала уточнять, что с ним ей интересно всё, а вернее, что это слово даже в малой мере не описывает того, что она испытывает от его приглашения.
Касба была похожа на любое старинное строение мусульманского Востока. Лишь память о Сервантесе, мужественном настолько, чтобы рисковать жизнью ради свободы, и чистом сердцем настолько, чтобы придумать Дон Кихота, придавала в глазах Ксении значительность этим камням. Восточных базаров она тоже навидалась предостаточно – и в Бизерте, и в оазисах, где останавливалась экспедиция, и в туарегской медине. Так что само по себе все это было ей безразлично.
– Надо что-то купить? – спросила она, когда вышли на базарную площадь, где гомонили на все лады, казалось, не только торговцы и покупатели, но сами фрукты, сладости, яркие ткани, блестящие украшения.
– Да в общем нет, – ответил Сергей Васильевич. – Выберите себе что-нибудь на память, если хотите.
«Вот и все. – Сердце ее упало в пустоту. – Значит, совсем скоро».
На память о пустыне ей не нужно было ничего – Ксения хотела ее забыть. А память о Сергее Васильевиче не могла быть связана с восточными безделушками, да и ни с чем материальным вообще.
Она шла вдоль ряда прилавков, на которых все эти безделушки были выложены, глядя на них и их не видя. И вдруг что-то остановило ее внимание – Ксения не сразу поняла, что именно. Она вернулась к прилавку, мимо которого только что прошла как сомнамбула.
На прилавке были разложены украшения из берберского серебра, точно такие, каких множество было у Дины. Та говорила, что из золота ничего делать нельзя, это дьявольский металл, но цвет у него красивый, поэтому в серебро при выплавке добавляют медь, и украшения приобретают золотистый оттенок.
Одно из таких украшений и было сейчас перед нею – трехгранное колье с черненым геометрическим орнаментом. Но внимание Ксении привлекло не само колье, а песчаная роза, служившая ему фермуаром. Она смотрела на эту розу в совершенной оторопи.
Роза была размером с монету и такой безупречной формы, какую редко принимает песок под воздействием влаги и жары. Большинство песчаных роз только назывались так, а представляли собою просто слепленные друг с другом кристаллы. Эта же в точности напоминала цветок, у которого один лепесток будто ветром отвернут.
– Вам нравится это колье? – спросил Сергей Васильевич.
– Мне… Я…
– После расскажете.
Он что-то сказал женщине, торгующей украшениями. Лицо у нее было по-туарегски открыто, на лбу, как у Дины, был вытатуирован крест. Сергей Васильевич спросил цену, та назвала. Он отрицательно покачал головой, назвал другую цену и достал из кармана монеты. Женщина недовольно цокнула языком, но кивнула, соглашаясь.
– Берберы хороши тем, что не разыгрывают восточный торговый спектакль, – услышала Ксения.
Отведя взгляд от песчаной розы, она увидела кругленького краснощекого мужчину в обычной для здешней осени одежде – европейских светлых брюках и светлой же рубашке. Необычным было лишь то, что он сказал о торговом спектакле не по-французски, а по-английски. Впрочем, обращался он не к ней, а к Сергею Васильевичу. Возможно, они были знакомы, а может быть, тот просто из вежливости согласился:
– Да, это удобно.
Торговка тем временем протянула Ксении колье, предлагая его надеть. Когда же та отрицательно покачала головой, сказала по-французски:
– Не бойся, носи. Потом от болезни не умрешь.
Ксения невесело усмехнулась. Что ж, быть может, в самом деле суждено умереть не от болезни, а от голода, или от жажды, или от пули, или бог весть от чего еще. Но зачем ей это знать?
Собеседник – по виду ровесник Сергея Васильевича – был, конечно, англичанином. Об этом свидетельствовало не только его произношение, но и то, как, стоя поодаль в ожидании, пока завершится покупка, они вели между собой тот мгновенно возникающий смолл-ток, которым лишь англичане владеют столь виртуозно, чтобы он был содержательным и необременительным одновременно.
Торговка положила колье в черную эбеновую шкатулку и отдала ее Ксении. Сергей Васильевич кивнул своему собеседнику, завершая разговор.
– Вы устали? – спросил он, идя рядом
