Ноша - Татьяна Нелюбина
– Вкусно, – Светлана посмаковала красное, поглядела на этикетку: «Assmannshauser Höllenberg». – Прямо с Рейна?
– Прямо с него, – Хорст налил мне белого «Winkler Hasensprung».
Юля попробовала и этого, и того:
– Какие смешные названия! Winkel – это что? Городок? Hasensprung – заячий прыжок, – она засмеялась. – «Винкельский заячий прыжок» – вкусный! Теперь «Ассманнсхаузенская пещерная гора»… тоже, ха-ха-ха, вкусная!
Я хотел объяснить, что «Höllenberg» не гора, это название виноградника, и «Hölle» не пещера, пещера – «Höhle», а «Hölle» – ад… но! Но вовремя сообразил, что это во мне преподаватель заговорил, и я его приструнил: семестр закончился, дорогой, а сессия, ха-ха-ха, ещё не наступила.
Людмила
Антон молодец, заехал с утра, и мы успели показать Светлане Берлин и отвезли её в Тегель.
Попрощались до пасхи.
Погуляли в парке. Два моих пацана бой затеяли. Митька, считая, что он победил, закричал:
– На колени!
– Не дождёшься.
Мне вспомнился анекдот из папиного календарика приколов: Нас не поставить на колени!
Мы лежали и будем лежать!
– Мама, – сказал сынуля.
Уж не знаю, как это у него получается, но я сразу всё поняла: он меня любит, я нужна ему.
Он смотрел на меня, подперев плечом дерево, одна нога – вперёд, руки в карманах. «Мама», сказал сдержанно, по-мужски.
Я отреагировала чисто по-женски. Прижалась к нему, уткнулась лицом в куртку, чуть не разревелась.
Дальше пошли. Сын с одной стороны, Митька с другой.
Митька балдел – ни завтра, ни послезавтра в садик не надо, забастовка.
К воротам его садика был привязан оранжевый транспарант:
РАВНУЮ ОПЛАТУ ЗА РАВНЫЙ ТРУД!
Утром мы пошли с ним на спорт.
Хайке, тренер, заулыбалась:
– Привет! Пополнение привела?
– Забастовка в садике…
– Да? Я ничего не знаю, я вообще больше ничего не слушаю, не смотрю, не читаю, скрываюсь на своём островке, в своей семье. Ничего другого больше не остаётся. Только любить и понимать друг друга хотя бы в маленьком семейном кругу.
– Да, да, – сказала я, разбежимся все по своим островам, по семейным кругам, мой дом – моя крепость. Я не я, и хата не моя!
Белорусская пословица?
И украинская – моя хата с краю, ничего не знаю.
Мы с Митей покувыркались в большом зале, на скакалке попрыгали, в мяч поиграли, пока тут очередной курс не начался, перешли в другой зал, где тренажёры стояли, Митя полез на шведскую стенку, я педали крутила.
Вышли – Аксель навстречу. Прогулялись. На улицах полно детишек – лафа! Целых два дня! А каково родителям? Им надо работать, куда-то детишек пристраивать. Аксель мне объяснил, что это всё как-то улажено, кто-то из воспитателей и учителей (они тоже бастуют) водят детей в музеи, в парки, то есть дети без присмотра не остаются.
У Акселя радость:
– Я не заплатил за стоянку, и никто не пришёл со штрафом – бастуют.
– Кто? Те, кто следит за порядком?
– Не только они, все Angestellte.
– Beamte?
– Нет, только Angestellte.
Аксель мне объяснил, какая разница между тем и другими. Angestellte – просто служащие, а Beamte – государственные служащие. Так вот, бастуют сейчас только служащие. Все, какие есть, в том числе и работники (но не стражи) порядка. Кайф для детишек и для нас – бесплатно паркуемся.
Встретили Петру, нашу воспитательницу, я спросила, что они требуют, равной с мужчинами оплаты?
– Да что вы! – она махнула рукой. – Мы об этом и не мечтаем! Мы требуем равной с западниками оплаты. Они всё ещё получают больше, чем мы.
С западниками!
А мы – всё ещё восточники.
Спустя столько лет.
Но и там, на «западе», женщины всё ещё получают меньше, чем мужчины.
– Фрау Меркель, – возмутилась я, – женщина, а за восемь лет правления не почесалась, чтобы расправиться с неравенством.
– Именно так! У нас в ГДР такого не было, и мужчины, и женщины зарабатывали одинаково.
– И у нас в СССР тоже.
Я бы с удовольствием ещё поговорила об этом, но Аксель всем своим видом выражал крайнее нетерпение.
И что он увязался за нами? Сидел бы дома!
Мечтал о пенсии.
Тепло стало. Утром было минус 6, и вот – солнце, плюс 8.
– Слушайте, – предложила я, – поиграйте на детской площадке, воздухом подышите.
– А ты, – Аксель недовольно поморщился, – торопишься к своим новостям. Украина, Украина, Украина!
– Не можно! – заныл Митька.
Я, кстати, обратила внимание, что он повадился это «не можно» вместо «нельзя» говорить. Сколько бы я его не поправляла, он своё:
– Но так не можно делать!
Или:
– Это не можно есть.
Вот так украинское «не можно» вытесняет наше «нельзя».
– Люся! Не можно смотреть новости!
– Митя! – сказала я непреклонно. – Льзя! Понял? Льзя.
Аксель
Опять не оторвать её от этих вестей, новостей, вся насквозь пропиталась пропагандой!
А я не хочу, знать ничего не хочу про весь их раздрай!
О чём они думали, когда это всё начинали?! Думали, им с рук сойдёт?! Захватили чужую территорию и не знали, что мир возмутится?
Я, лично я возмущён!
Меня до сих пор возмущает, что Кипр, например, ополовинили, и все молчат!
Я остановился. Первый подснежник увидел. В маленьком парке. И ещё, и ещё. Забрался под ель, набрал букетик.
Отнёс сестре.
Она их в кружку поставила, не могла наглядеться.
Я рассказал, что познакомился в баре с молодыми художниками, они мне много интересного открыли.
Сестра посмеялась вместе со мной. Протянула свой каталог, спросила:
– Как он тебе?
– Впечатляет.
– Надо было фотографии увеличить за счёт текста.
– Нет, текст несёт нужную мне, профану, информацию.
– Ты так считаешь? – Астрид надела очки для чтения и вгляделась в страницы. – Ты не профан.
– Спасибо на добром слове.
– Я сказала бы тебе ещё больше добрых слов, ты в них нуждаешься.
– Скажи.
– Но я не сильна в словах, я визуал, оперирую образами. Ищу непривычные сочетания предметов и свойств, а объяснить словами не берусь. Это твоя стихия.
Вот и ещё одно отмежевание: я – со словами, сестра – с образами. Я с горечью думал об этом. А смычки, мосты между нами?
– Попробуем? – спросила сестра.
– Давай.
Она показала мне новую композицию и, закурив, ждала. Но я не сумел проникнуть в тайные связи между кувшином для умывания, молочным бидоном и маятником.
– А как ты её назвала?
– Пока без названия. Подскажешь?
– Время течёт, вечность неизменна?
– Длинное.
– Латинское крылатое выражение.
– Красивое, – Астрид отошла на пару шагов, оглядела композицию. – Не хватает чего-то. «Вечность неизменна», говоришь? С пафосом, но в самую точку.
Я, как дитя, возрадовался. Не безнадёжен!
Сестра погладила меня по руке.
– Я жду Ингрид. Хочешь увидеться с ней?
– Хочу. Если я вам
