Восьмая шкура Эстер Уайлдинг - Холли Ринглэнд
Эстер ошеломленно огляделась. В комнате царил тот же беспорядок, что и в день ее отъезда. Эстер сама не знала, чего ждала: может быть, что отец переделает ее комнату в еще один психотерапевтический кабинет, а может — что мать станет хранить здесь запас пигментов для татуировки. Но все осталось зловеще нетронутым; одежда свисала из открытого шкафа, как в тот день, когда она хватала и совала в сумку все подряд, лишь бы чистое. Гирлянда из планет. На потолке — наклейки-созвездия, светящиеся в темноте. На стене — постер с Марией Митчелл[3]. Книжные полки, на которых выстроились старые школьные учебники по естествознанию. Затаившиеся в ящиках стола незаполненные бланки заявления о зачислении на курсы по астрономии. На столе — стопки незаконченных дневников. Когда Эстер было лет двадцать, Джек как раз переживал этап дарения дневников. Предполагалось, что Эстер станет записывать в них сны; этого не произошло. А потом Эстер увидела ее. На подоконнике. Фиалку в горшке, которую она купила для Ауры по случаю возвращения сестры из Дании. Фиалка выглядела ухоженной и довольной жизнью.
Ноги у Эстер дрожали от усталости: она так и держала мертвую птицу на руках. Она огляделась, прикидывая, куда положить лебедя. Свободное место нашлось под кроватью. Эстер опустила лебедя на пол и мягким движением задвинула его поглубже, чтобы скрыть от чужих глаз. Села, встряхнула руками, сбрасывая напряжение. Только теперь она заметила, что по стенам и полу быстро бегут квадратики света. Какое-то время Эстер просто смотрела на них, а потом встала и подошла к окну.
Ветер снаружи улегся. Сад, замерший за окном, сиял, как залитая неоновым светом страна чудес. В саду был устроен навес, с которого свисали зеркальные шары; они медленно вращались, бросая россыпь мерцающих бликов на большую фотографию Ауры, установленную на мольберте. Эстер вгляделась в лицо сестры. В налившейся на лбу тугой шишке стучал пульс.
— Как она?
Эстер навострила уши: голоса Нин и Куини приближались.
— Может, у нее шок? Шишка-то на лбу серьезная. А ехать в больницу она отказалась наотрез.
Какое-то время Нин и Куини перешептывались, потом послышался вздох.
— Ya[4], Старри? Nina nayri?[5]
Эстер обернулась. К ней в комнату вошла Ивонн Гулагонг[6] с докторским саквояжем в руках. К классическому теннисному платью — белому, с синей цветочной отделкой — была приколота нарисованная картонная ракетка; на спине, как щит, красовалась увеличенная копия Кубка Уимблдона в женском одиночном разряде 1980 года. Куини сходила с ума по теннису, сколько Эстер ее помнила; она часто шутила, что записи матчей Ивонн внесли не меньший вклад в спасение ее жизни, чем химиотерапия. Когда Куини увидела Эстер, на ее лице появилось знакомое выражение: смешанные в равных пропорциях подозрительность и нежность. Словно девочки снова ввалились в дом, покрытые солью, в браслетах из водорослей и ожерельях из листьев банксии, с карманами, набитыми коробочками эвкалипта, обточенными морем стеклышками и ракушками.
— Привет, Куини, — ответила Эстер. — Со мной все нормально.
— Хорошо, что я его захватила. — Куини поставила саквояж на пол, оглядела Эстер и нахмурилась. — Говорите, что случилось.
Нин пустилась рассказывать, как она ехала за пикапом и увидела, что произошла авария, как свернула на обочину и обнаружила Эстер — с шишкой на лбу и в полной растерянности. Когда Нин упомянула о погибшем черном лебеде, они с Куини переглянулись, что не укрылось от внимания Эстер. Свидетели тогда, год назад, говорили полиции, как Аура, стоя рядом со Звездным домиком, кричала морю: «Ала! Ала!»
Все казалось водянисто-бессмысленным. Эстер захотелось проснуться в своей комнате, в общежитии для персонала, в доме, окруженном старыми древовидными папоротниками, с расписными малюрами[7], щебечущими на веранде, среди раковин и камней, которые Эстер собирала по берегам реки. Эстер захотелось оказаться там, где ее прошлое не было накрепко вшито в небо, море, землю.
— Нинни, я как раз думала заварить себе чай, пока готовится луковый соус по-французски. Завари ты, пожалуйста.
Нин вышла. Эстер услышала, как на кухне зашумела вода: Нин ставила чайник. Скрипнул посудный шкафчик. Звякнули чашки и блюдца.
Куини достала из саквояжа фонарик и стетоскоп и жестом велела Эстер повернуться к ней.
— Сейчас я проверю, нет ли у тебя сотрясения мозга. Рассказывай, когда и как ты набила шишку.
— Я ехала… ехала домой, — запинаясь, начала Эстер. — Все было так неожиданно! Как гром среди ясного неба. Что-то врезалось в мой пикап, словно бомба взорвалась. Я хотела затормозить, но просто съехала с дороги в рощу возле семи валунов. Не помню, как ударилась головой. Потом я вышла из машины и увидела лебедя. Дальше помню только, как меня зовет Нин.
Куини посветила фонариком Эстер между глаз, отчего та прищурилась.
— Голова кружится? Тошнит?
— Нет.
— В сон не клонит?
— Нет.
— Резкие перепады настроения?
— Скажем так, настроение у меня как у человека, который ехал на годовщину смерти сестры и убил черного лебедя.
Куини выдавила грустную улыбку.
— Чувство юмора не пострадало, вот и славно. — Куини сняла с шеи стетоскоп и зашла Эстер за спину. Та выпрямилась. Куини собиралась проверить, все ли в порядке с дыханием. — Как тебя зовут? Полностью?
— Эстер Сване Уайлдинг.
— Где ты и почему ты здесь?
— Я у себя, в Доме-Ракушке. Доктор Куини Робертсон из Солт-Бей, что на Лутрувите[8], проверяет, нет ли у меня сотрясения мозга.
— А почему ты в Солт-Бей? — Куини села перед Эстер.
— Это тоже чтобы проверить, нет ли у меня сотрясения мозга?
Куини ждала ответа.
— Потому что, — Эстер вздохнула, — со дня исчезновения моей сестры прошло двенадцать месяцев, и родители решили, что надо устроить панихиду, или день поминовения, или как там это назвать. Маскарад в духе восьмидесятых, потому что Аура обожала костюмированные вечеринки… — Голос Эстер упал до шепота.
— Координация и рефлексы в норме. С памятью и концентрацией как будто все в порядке. — Куини взяла Эстер за руку и погладила костяшки пальцев. — Ты правильно сделала, что приехала домой. Так лучше для всех нас. Я так рада тебя видеть. — Куини кивнула в сторону кухни, где шумно возилась Нин. Эстер в ответ сжала руку Куини. — Значит, kylarunya влетел тебе в лобовое стекло? — Куини убрала стетоскоп и фонарик.
Эстер пожала плечами:
— Очень быстро все произошло. Глупо, конечно, но он как будто просто упал на меня с неба.
— Да нет, не глупо. Городской совет пытается вернуть лебедей в дикую природу и недавно запретил их подкармливать. Последние несколько недель мертвых птиц находят по всему острову. В новостях говорили. Так что вполне
