Три книги про любовь. Повести и рассказы. - Ирина Валерьевна Витковская
Папа пришёл в прекрасное настроение. Он выбрал столик прямо на тротуаре и поднимал чашку с сидром, улыбаясь всем проходящим французам, как бы показывая, что они пьёт эту чашу за их здоровье.
Не менее счастливым был и Роже. Он предложил какой-то особый бретонский сидр, «который невозможно попробовать нигде в Провансе» (правда очень вкусный), а металлическую нашлёпку с бутылочной пробки преподнёс мне, показав, как с минимальными затратами труда из неё можно сделать элегантное и оригинальное кольцо.
Дальше француз и русский принялись соревноваться в наибольшем благорасположении друг к другу.
Папа щедрым жестом налил полную чашку сидра хозяину и предложил тост: «Вив ля Франс».
Роже от щедрой души принёс дополнительную порцию блинов «для мадемуазель».
Пришлось давиться с очаровательной улыбкой: кто не знает – диаметр бретонского блина приблизительно полметра.
Папа оставил невиданные чаевые.
Роже ответил рюмкой кальвадоса из собственных запасов.
Короче, кончилось всё тесными объятиями и хлопаньем по плечу друг друга с возгласами: «Роже!» «Сер-гей!» «Роже!» «Серж!»
Маме не понравилось. Она всё ещё лелеяла надежду завернуть в «тот маленький лавандовый магазинчик» и после расставания с Роже долго и нудно ворчала на тему: «зачем так долго разговаривать с иностранцем, которого всё равно не понимаешь».
– Да я всё понимал, – отбивался папа, – у меня в школе по французскому «четыре» было.
– «Четыре» у него было, – не унималась мама. – Главное, ещё такое умное лицо состроил…
– Ни фига себе! А обычно у меня какое? – рявкнул папа.
В общем, закончилось всё маминой обиженной миной, сердитым хлопаньем дверцей авто, визгом тормозов и пыльным облачком на дороге.
И мы уехали в Грасс.
Аромат мечты
Вот мы несёмся вверх-вниз по холмам Грасса. Где она – мрачная аура Средневековья? Где серые замковые стены из булыжника? Фахверковые дома? Зловещие арки, рвы с подъёмными мостами… Жан-Батист Гренуй?
Нет ничего. Весёлые красные, жёлтые строеньица, взбегающие по склонам, которым идёт и синее-пресинее небо, и яркое солнце.
По дороге в парфюмерную столицу мы заехали к фермерам, выращивающим розу Грасса, чтобы добыть из неё масло. Роза – майская, поэтому сараи, куда сваливают цветки, пусты. Урожай уже собран. Но папа всё осматривает по-хозяйски. И сараи, и аппараты, какие-то перегонные кубы, которые участвуют в производстве, и даже ржавые запоры. Он подробно расспрашивает о процессах, о выходе масла, – Антуан взмок, боясь упустить важные подробности. Но папа не даст ему упустить.
Папа и местный гид жонглируют словами – перегонка, дистилляция, экстракция, анфлераж. Абсолю. Конкрет розы.
Еле дослушали, ей-богу. Потому что мы с мамой рвались именно в Грасс. Там нас поджидало удивительное событие – возможность создать собственные духи. Уникальные. Неповторимые. Для себя, единственной.
…Огромный светлый зал опять с какими-то сияющими на солнце здоровыми медными ретортами, наглядно демонстрирующими… Мне было, честно, всё равно, что они наглядно демонстрировали. Мои глаза были прикованы к круглому столу посередине зала – с огромным количеством пробирок в три этажа. А в них… Десятки натуральных ароматов: лаванды, лимона, майорана, кедра, нарцисса, кассия, герани, жасмина, померанца, душицы, душистого горошка, розмарина, фиалки, туберозы. И розы, конечно. И много-много чего ещё.
И мы вдыхали эти ароматы, и смешивали их, и создавали основу – тяжёлые, нижние нотки букета, а потом сердце аромата и верхний флёр – лёгкий, словно крылья бабочки… Каждая свой. А вокруг бегал папа, не в силах высидеть в полуторачасовом безделье, и лез с советами, и норовил капнуть в наше волшебство хотя бы чего-нибудь из длинной пипетки. Мы с мамой успешно защищались.
И создали-таки. Каждая своё диво. Я – лёгкое, воздушное, с преобладающим ароматом белых цветов; мама – нечто таинственное, закатное, с нотками лотоса и сандала. Тётка-инструктор очень нас хвалила. Была выведена и внесена в картотеку формула наших духов. Вместе с драгоценными флаконами вручены бланки почтовых заказов – фирма пришлёт тебе твой аромат, как только он закончится.
Мы были счастливы. Драгоценные сосуды приятно оттягивали сумочки. Тётка-инструкторша тепло попрощалась с нами, обронив напоследок таинственную невнятную фразу о том, что тот аромат, который мы вдыхаем сегодня, – неокончательный. Мол, через некоторое время духи должны ещё «созреть» и «раскрыться».
Я это к чему? Уже через три недели после приезда домой «носить» эти духи было совершенно невозможно. Аромат «раскрылся», да так мощно, что пользоваться им можно теперь разве что торгущим в рыбных рядах, чтобы перешибать запах слегка подтухшей продукции.
А флаконы храним, конечно. Как память. О непростом мастерстве парфюмера.
Краски Прованса
Краски Прованса – это деревушка Руссийон. Там находится карьер, где добывают охру. Охра – яркий, тёплый пигмент – целая радуга цветов, от жёлтого до пурпурного. Склоны «нарезаны» прихотливо и изысканно, как торт, видны слои «коржей» и «начинки» – всё чудесно-полосатое, разноцветное; очень им идёт бирюзовая капелька – мамина кофточка, которая мелькает там и сям на фоне охристых круч. Обрамлено всё ярким малахитом растущих здесь сосен (или это были пинии?). Курорт для глаз.
Удивительное, незабываемое зрелище. Деревушка вокруг – сказочные розовые-красные-оранжевые-терракотовые домишки. Как будто демонстрируют палитру пигментов охры. Жилища солнца.
Но самым прекрасным в Руссийоне оказался поход в гости к двум художницам, которыми Антуан с самого начала путешествия проел все мозги. Мать и дочь – назовём их Полет и Таня – живут на окраине деревни, их дом совершенно незаметен с дороги; за заборчиком видна только зелёная дымка деревьев.
Что продаём?
Наш недоверчивый папа уже по традиции с подозрением отнёсся к болтовне гида: он не понимал – зачем? Кто они такие? С какой стати?
– Просто мои друзья, – лепетал наш незадачливый Вергилий, – вот вы увидите, как они… Они будут вас принимать… Такие люди…
«Как ты, что ли?» – было написано на папином лице.
– Иду без удовольствия, – объявил он нам с мамой и приготовился терпеть.
И не угадал. И был очарован хозяйками, их домом, манерами, теплом и искренностью. А в старшую, восьмидесяти с небольшим лет синеглазую красотку Полет, влюбился с первого взгляда.
…От калитки ступеньки нырнули вниз, и дорожка привела через достаточно сорный газон, мимо собачьей будки и разбросанных там и сям разломанных скамеек к маленькому домику – какому-то игрушечному, ненастоящему, без фундамента и со стеклянной дверью. Должно быть, страшно жить в таком двум женщинам – пришла в голову каждому из нас одна и та же мысль.
Полет и Таня расцеловались с Антуаном и – неожиданно – с нами тоже. Они сразу сообщили, что очень ждали нас и накрыли в большой
