Высохшее сердце - Абдулразак Гурна
Я долго и мучительно грезил об этом объятии и затяжном поцелуе, который в моих мечтах должен был за ним последовать. Я знал, что запомню этот момент навсегда, и влюбился в Марину еще сильнее. Возможно, мне стоило проявить больше храбрости и попробовать снова к ней подступиться. Наши сомнения — предатели[51]. Мне не хватало какого-то ключика, подхода к жизни, который позволил бы мне совершать смелые поступки без промедления.
В то же лето Бэзил и София уехали. Мы обещали писать друг другу, и мне пришлось многократно поклясться, что следующим летом я приеду в Афины и поживу у них. На прощанье София обняла меня со словами: «Я никогда тебя не забуду», и я ответил: «Я тебя тоже». После их возвращения в Грецию мы некоторое время переписывались, но потом обмен открытками стал реже и постепенно прекратился.
* * *
Я перебрался в большой дом на Файвуэйз, где жили еще пятеро, все — студенты-иностранцы. О том, что там сдают комнату, я узнал от другого студента, который тоже работал в кафе у Марка. В моем новом жилище было грязно, и я предвидел, что зимой будет еще и холодно: окна закрывались неплотно и дребезжали на ветру. Коврами служили истертые до дыр тряпки — очистить их не удавалось при всем желании, однако волокна и пыль они производили в таком количестве, что все мы получили аллергию, возможно пожизненную. Из-за отсыревшей древесины в доме разило гнилью; эти отравленные миазмы окутали меня, как только я перешагнул порог. Я понимал, что это не пойдет на пользу никому из нас, но делать было нечего.
* * *
Под конец лета установилась прекрасная погода, и в нашем кафе, особенно за уличными столиками, всегда сидели посетители. Официантов не хватало, и Марк сказал, что туристам приятнее, когда их обслуживает девушка. Тогда у нас и появилась Энни, положившая конец моим мукам. Для Марка она оказалась идеальным приобретением: вежливая и предупредительная с клиентами, словоохотливая на кухне, проворная и никогда не опаздывающая. У нее уже был необходимый опыт, и она справлялась со своими обязанностями ловко и непринужденно. Марк отвел Энни столики на улице, и она скользила между ними, как танцовщица на сцене, улыбаясь прохожим, которые задерживались перед кафе, раздумывая, зайти к нам или нет. К вечеру второго дня Марк уже то и дело посматривал на нее с довольной ухмылкой, даже когда она не оглядывалась.
Энни была среднего роста, стройная, с округлым лицом и короткими темно-коричневыми волосами и находилась в том возрасте, когда все эти черты идеально сбалансированы. Но еще больше привлекательности ей добавляло самообладание. Она перемещалась по кафе грациозно, никогда не спотыкаясь и не совершая лишних или ошибочных движений — по крайней мере, так мне казалось. Марк обращался с ней тепло, как всегда с новенькими, особенно с девушками: он некоторое время флиртовал с ними, точно проверяя свои донжуанские навыки, а когда девушки убеждались, что их любят, понемногу снижал уровень ухаживания до легкой болтовни, оставляя их заниматься своей работой. Бизнес есть бизнес.
Как бы то ни было, Энни уже сделала свой выбор — и, к моему удивлению, выбрала она меня. Она часто одаривала меня дружескими улыбками и подходила ко мне за помощью по всяким мелким поводам. Однажды при разговоре она положила руку на мою, а в другой раз на секунду прислонилась ко мне во время недолгого затишья. В субботу под конец своей первой недели, когда схлынули обедавшие, она спросила, какие у меня планы на вечер. Я пожал плечами:
— Никаких. А у тебя?
— Пойду домой и приготовлю себе карбонару, — ответила она, глядя на меня ясными, приветливыми, широко раскрытыми глазами. — Хочешь, поделюсь с тобой?
— Обожаю карбонару, — радостно сказал я, восхищенный тем, как легко и просто она все устроила.
День был долгий и жаркий, но, когда мы вышли из кафе, с моря потянуло прохладным ветерком. В дверях я поймал взгляд Марка и заметил в его глазах усмешку. Мы пошли пешком, так как вечер выдался хороший, а идти до ее дома на Фаунтин-роуд было всего минут двадцать. Ее лицо светилось от высохшего пота, а глаза сверкали весельем и возбуждением. Как выглядел я, не знаю. Уже в начале пути она взяла меня за руку, а когда мы повернули на Фаунтин-роуд, остановилась на тротуаре и поцеловала меня, раскрыв мягкие губы для моего языка. Ее квартира была на третьем этаже, и она широким жестом пригласила меня внутрь. На улице еще не стемнело, и свет через большое окно лился в гостиную. Кровать стояла в нише за углом, Энни пошла туда, я — за ней. Карбонару она в тот вечер так и не приготовила; вместо этого мы несколько часов провели в постели. Это не было похоже на первый раз, потому что в нужные моменты интуиция заменяла мне опыт. К тому же Энни знала, чего она хочет, и заставляла мои руки и рот исполнять ее желания. Потом она приникла ко мне, и мы долго лежали рядом, время от времени соприкасаясь губами в томных ленивых поцелуях. Ялла![52] Так вот как это бывает!
Когда за окном наконец сгустилась тьма, я потерял всякое чувство времени, но спать нам обоим почему-то не хотелось, и между ласками я вдруг заговорил с такой свободой, какой раньше не знал. Может быть, это всегда как в первый раз. Не знаю, все ли сказанное мной было правдой, но моя речь текла удивительно легко.
