Жизнь и ее мелочи - Светлана Васильевна Петрова
А начинаешь руководствоваться умом, ничего не получается. Я всегда нравилась представителям сильного пола, но большой выбор – тоже не гарантия удачи. При советской власти продавали два сорта варёной колбасы: «любительская» и «отдельная» по два рубля двадцать копеек за килограмм хоть в Елисеевском, хоть в окрестностях Крыжополя. Отменного, кстати, качества и вкуса колбаска! А теперь глаза разбегаются, принесёшь из магазина что-то особо приглянувшееся, по бешеной цене, попробуешь – такая дрянь! Вот и мне, заново обретшей статус невесты в сорок лет, встречалось либо явно чужое, либо неполноценное, либо фальшивое, перечислять можно долго. А говорят, незаменимых нет. Мой муж был хороший психолог и плохой стратег. Оформляя развод, он квартиру, дачу, а главное, все свои картины с авторскими правами завещал мне и трубил об этом на каждом углу, боялся, что будут желать не его самого, а его деньги. Так и вышло. Кому интересен старый и бедный? Напрасно он хотел повторения искренней любви. Увы, это большая редкость. Она и один раз не каждому даётся.
После инсульта все его бросили, а я, через столько лет, забрала обратно. Случайные обиды, которые он наносил мне, а я ему, забылись, остались любовь, нежность и сожаление о том, что часто лишь потери обнажают цену вещей. Он снова стал мне дорог, и его, уходящего, я держала за руку и даже потихоньку напевала на ухо любимый им романс «Не уходи, побудь со мною, я так давно тебя люблю…». Теперь, когда он уже ничего не мог понять, мне отчаянно хотелось, чтобы он понял. Скорее всего, он даже не чувствовал. Чувствовала я. Кобыла, поблекшая, располневшая, но узнаваемая, явилась в церковь на отпевание. Хотелось дать ей по морде, но я сказала:
– Спасибо, что пришла. Любила?
Она позабыла захлопнуть рот:
– Ты знала?!
– Тоже мне – тайна мадридского двора. Водились за ним мелкие грешки.
Наглая сучка быстро очухалась и сказала с вызовом:
– Меня он любил!
Я мерзко улыбнулась:
– Ну, это вряд ли. Он так смешно показывал, как ты пыхтела в постели.
Бывшая любовница заплакала. Значит, я угадала. Разумеется, муж ничего мне не говорил, просто она была упитанной, а толстым всегда не хватает воздуха.
На прошлой неделе дети возили меня на Новодевичье, этот наглядный образец диалектики, где старые могилы активно вытесняет новодел. По статусу и моде мужу выделили там место. Памятник красивый – проект коллеги. Мою урну дети пристроят рядом, но я писатель, нужен текст, надо подумать. Самую выразительную надпись сочинила поэтесса, у которой могилы нет.
Я вечности не приемлю.
Зачем меня погребли?
Я так не хотела в землю
С любимой моей Земли.
Праздношатающиеся по мемориальным кладбищам любят эпитафии. Этот жанр рождён не желанием высказаться, как может показаться, а глубинным страхом живых перед небытием.
Здесь, на этом престижном обеденном столе для кладбищенских червей, отдыхает вечным сном много знакомых, часто посещавших наш дом: и шапочных, и верных друзей, и предавших в трудное время. Пока не остыл тёплый след воспоминаний, все они – были, но придёт новая смена, дети скудного рассудка и заёмных знаний снесут этот хлам памяти на свалку, в лучшем случае на электронную. Сайты истории пополнятся некими усреднёнными существами, жившими по ими же придуманным смешным и неудобным законам. Имена великих, поднятые случаем над именами других великих, угодивших в общую яму, подёрнутся патиной расхожих мифов.
Так что спешить некуда.
9
Ива давно перестала искать следы супружеских измен: то ли Сергей действительно хранил верность, то ли умело врал. «Почему бы не врать, – размышляла она, – если я верю? Муж опутал меня условиями и компромиссами. Соглашаясь, я совершила предательство по отношению к себе, поскольку иначе устроена. Возможно, мне следовало связать судьбу с человеком менее известным, не испорченным вниманием и не сбитым с толку собственным талантом. Но была бы я счастливее, живя с посредственностью, целующей жене пятки? Не удавилась бы с тоски? И вообще, какой смысл исследовать неприятности. Надо или расстаться, или закрыть глаза».
Ива предпочла последнее. Давняя, ещё институтская подруга решение поддержала:
– Этот, по крайней мере, личность, а попадётся ничтожество и тоже начнёт по бабам шастать. Вот уж обида так обида. Своего не бросай, мужики народ странный – ломаются неожиданно и легко. Ещё снимать перестанет. И вообще: ничего же не доказано.
Хотела утешить, польстив женскому самолюбию, но Ива испытала только угрызения совести. Действительно, всего-то и делов – телесные зигзаги. Пора забыть. И более серьёзное стирается из памяти.
Случалось, отцовская кровь давала о себе знать, и Иве безудержно хотелось отомстить за унижения. Убить. Не важно кого – мужа, себя, соперницу. Пистолет она нашла случайно и давно, когда рылась в письменном столе Сергея в поисках улик. Перепрятала в свой комод. Не важно, понадобится или нет. То, что под дамским бельём лежит оружие возмездия, вселяло иллюзию, будто не ситуация владеет ею, а она владеет ситуацией.
Отплатить можно и иначе. Часто по заданиям редакций Ива ездила в командировки, исколесила всю страну. Эти путешествия ломали привычный ритм жизни, пробуждая любопытство и желания. Вокруг всегда толпились поклонники, в неё влюблялись, за нею волочились, завести любовника или, хотя бы, наставить мужу одноразовые рога и утешиться казалось проще простого. Но… она кокетничала, возбуждалась и – ретировалась в последний момент. Представить в своём теле чужую интимную принадлежность было противно.
Не успех и победы, а слабости и ошибки учат нас поступать правильно. Ива завязала с подозрениями, они с мужем мирно сосуществовали, занимаясь каждый своим делом, воспитывая детей, обустраивая дом, отдыхая на морских курортах в весёлых компаниях. И вдруг Сергей не пришёл ночевать, даже не позвонил, чтобы придумать оправдание. Заскучавшие было гарпии шумно слетелись на добычу.
Ива металась по квартире. «Так мне и надо, так и надо! Дождалась! Теперь сама буду брошенной женой». Двадцать лет… Куча загубленного времени. Прошлое нельзя повторить, переписать набело, исправив ляпы. Тут всё вперемешку – черновик и чистовик. Ива с трудом сдерживала слёзы, было жаль жизни, прожитой не для красоты и добра, а для человека, который подчинил её своей воле и использовал, как удобную вещь.
За пару часов до
