Жизнь и ее мелочи - Светлана Васильевна Петрова
К десяти заповедям Ива прибавила одиннадцатую: строго контролировать собственную речь.
* * *
Недавно внучка случайно – хотя проверено всем ходом мировых событий, что ничего случайного не бывает – наткнулась в Одноклассниках на фото и переписку отца с какой-то дамочкой. Каждый год из-за язвы желудка зять получает санаторную путёвку в Ессентуки. Оказалось, он ездит туда не только ради живительной водицы, но чтобы заодно освежить ощущения и перестать чувствовать себя подчинённым даже в постели.
Меня это удивило, если не обрадовало. Выходит, зять – живой человек, а я уж думала – приставка к компьютеру. А вот Лиза, позабыв о собственных приоритетах, бурно возмутилась:
– Эта тётка ничем, кроме секса, не интересуется, книг не читает, такая же дура, папе подстать.
– Ты тоже не читаешь…
– Некогда. Это вы жили размеренно, задумывались над каждым словом, а теперь цейтнот, не до деталей, важно схватить принцип.
– Но жизнь состоит не из общих мест, а из мелочей, очень конкретных и очень личных, из того, что отличает тебя от других и сохранится в памяти. А у безликих – какие воспоминания?
– Ой, не морочь мне голову, при чём тут чтение? Отец обманщик! Мама с ним носится, как с писаной торбой. Надо открыть ей глаза.
– Я бы не стала, но ты поступай, как знаешь.
Она рассказала. Странный поступок для современной девочки, которая наверняка спит со своим дружком, что лично я считаю вполне нормальным и полезным с разных точек зрения. Социальная свобода – модель будущего, ревность – атавизм. Однолюбы будут всегда, но это не вопрос морали. Мир меняется быстрее, чем мы, что не отменяет процесса социальной эволюции. Семья, которая позволяла нашим предкам выживать физически, больше не нужна, а что ждёт человечество в будущем, этого никто не знает.
Реакция дочери на удар по семейным ценностям оказалась неожиданной:
– Тоже мне, преступление! Ну, захотелось, как в том анекдоте, после «Шанели» говна понюхать. Пусть расшевелит увядающую плоть.
Лена понимает: проступок мужа не исчерпывается интересом к телу, однако слишком рациональна, чтобы разрушить выстроенный собственными стараниями регламент жизни. Кроме того, у неё перед глазами пример – развод родителей, она его не одобряла и до сих пор мне не простила. А главное, дочь очень любит своего Толика, теперь ей надо привыкнуть любить его новую ипостась, начинённую не одними достоинствами, но и недостатками. Обиду она скрывает, хотя потрясена, и я случайно услыхала, как бедная девочка рыдает, запершись в ванной комнате. Очень хочется её утешить, просто погладить по головке, обнять, но она привыкла справляться со своими проблемами сама и не выносит, когда ей помогают, тем более жалеют.
Толик получил изрядную выволочку. К провалу отнёсся легко, клялся, что это впервые и никогда больше не повторится, старательно выпрашивал помилования, которое, спустя достаточное для соблюдения приличий время, получил. Слава богу, женщины с возрастом становятся мудрее, тогда как мужики наглядно глупеют и с восторгом упиваются иллюзиями.
Но внучка слишком молода, чтобы смириться. Ищет поддержки у меня:
– Вёл тайную жизнь, сочинял нежные послания, селфи себя любимого дарил! Мама такая способная, прекрасно рисует – в дедушку, знает языки – в меня, даже стихи пишет. Ты не пишешь? Только прозу? Жаль.
– Лизонька, не слишком обольщайся по поводу её талантов. Истинный дар удаётся какое-то время игнорировать, о нём можно даже не знать, но в конце концов он вылезет и заставит человека разгадывать тайны. В порядке нуждаются только посредственности, избранные стоят над хаосом.
– Ну, ты сказанула!
– Это не я, у меня такого права нет, это Эйнштейн. Правда, у великих свои аршины.
Внучке надоело выслушивать неконкретные рассуждения.
– В общем, зря или не зря, мама посвятила себя семье, оттого измена особенно противна, – подытожила она.
– Какая глупость! Мама живёт так, как ей нравится. Ну, насиловала бы свою сущность, рвалась оказаться первой и в результате стала бы похожей на всех. Солдат. А тут она командир. Подумаешь, мужские шалости. Всё, что можно простить, лучше прощать.
– Но ты же дедушку не простила? – То я.
– Вы так дружно и весело жили. В чём причина? – Какое это теперь имеет значение?
Действительно, никакого. Но причина, конечно, была. Однажды, по дороге с работы, я сделала крюк и завернула на своей машине к мужу в студию. В тот роковой день он работал в одиночестве.
– Поехали домой ужинать, уже поздно, – сказала я.
– Потерпи полчасика, скоро закончу, – ответил он, не оборачиваясь.
В ожидании я решила выпить кофе и направилась в закуток, служивший мини– кухней. Вот уж где царил поистине художественный беспорядок! Пытаясь найти на полке сахар, задела картонку из-под ботинок, и на меня посыпались фотографии. Собирая их с пола, случайно обратила внимание на пожелтевший от времени любительский снимок: компания на природе после какой-то выставки. Рядом с мужем стоит крупная блондинка, он держит её за талию и смотрит не в камеру, как все, а на неё. Вряд ли кто-то посторонний или сами изображённые заметили бы то, что пронзило моё сердце раскалённой стрелой: так муж смотрел на меня, когда предчувствовал близость.
Поразительно: до той минуты я не знала, с кем живу двадцать лет. Понадобилось ещё столько же, уже врозь, чтобы понять – это норма, ибо нельзя узнать другого до конца. Несчастные создания, мы сами для себя загадка. Внутри каждого есть ад и рай. В рай приглашают избранных, вход в ад строго воспрещён. В нём скрывается всё некрасивое, стыдное, табуированное общественной моралью или собственной совестью. Не только плохие поступки, но главное – плохие мысли, эти поступки разрешающие.
Мысли страшнее. Поступки бывают случайными, не определяющими, а могут и вовсе не быть, а мысль – она всегда тут. Одни испытывают сожаление, что не способны одолеть дурные позывы натуры, другие равнодушны, но все тщательно оберегают тайну. Допускаю, что есть люди без тёмной комнаты в душе – блаженные, святые. Свободные от суеты. Не мы.
Муж никогда не давал повода подозревать его в измене, да я и не ревнива, но тут пахло предательством. Подбежала, ткнула карточку ему в нос:
– Это твоя любовница?
Он аккуратно положил кисть и палитру, долго, тщательно вытирал пальцы смоченной в скипидаре ветошкой, но так и не нашёлся, что ответить. Не умел и не любил врать – весьма редкое качество, которое я всегда ценила.
