Вся вселенная TRANSHUMANISM INC.: комплект из 4 книг - Виктор Олегович Пелевин
Сасаки-сан по очереди подключился к ним через свою сакудо. «Канатная дорога» транслировала легкое опьянение – и полностью отсутствующий эмоциональный фон. Как будто он вслушивался через стальные горошины-наушники в вечную тишину. Это было величественно и даже жутковато.
– Стазис! – скомандовал Сасаки, и горпины послушно сложились в транспортировочную позу в своих собачьих коробках. Но он мог поклясться, что перед этим они успели обменяться коротким внимательным взглядом… Ну да, в них уже стояли боевые чипы.
Это будет интересный поединок, подумал он.
Но на следующий день он почему-то решил посмотреть схватку дома на планшете – такое решение выкристаллизовалось ночью. Возможность была: у одного из якудз возникли проблемы с зеркальным секретарем, организовали защищенный канал – и Сасаки разрешили подключиться.
Клуб был полон. Сасаки прежде не видел такого количества зеркальных секретарей в одном месте – они полностью занимали первый и второй ряд вокруг октагона. Пришли зеркала всех важных якудз, и не только их: подобного события не мог пропустить никто. В зале сидело даже несколько гайджинов в зеркальных очках. Никто не знал, чьи это секретари. Мичико тоже была в зале – сидела в последнем ряду в стилизованной шелковой матроске.
Зеленая Кадзиро и красная Миямото должны были драться без лат и шлемов – это Сасаки-сан одобрил, так все и было на Лодочном острове. Но команда Мичико внесла в ритуал не согласованные с ним новшества.
Тян не просто вышли на арену с поклоном, как подобало бы воинам. Нет.
Они профланировали в октагон в трусиках и бюстгальтерах, а потом встали на четвереньки и, словно собаки на выставке, совершили на арене несколько кругов позора, иначе Сасаки не мог это назвать. Зеленые огурчики и киви на трусиках у Кадзиро, клубнички и вишенки на трусиках у Миямото.
Но позорище на этом не кончилось. По хлопку кого-то из секундантов горпины замерли, и в октагон залезли сразу восемь или десять зеркальных секретарей. Они принялись щупать неподвижно стоящих по-собачьи горпин, причем некоторые нюхали подмышки и промежность, цокая при этом языком, а другие осторожно засовывали пальцы под трикотаж, перед тем как попробовать их на вкус – будто гурманы, совершающие сложный ритуал с пробкой из винной бутылки.
Сасаки не удивлялся. Якудзы, несмотря на консервативность сообщества, старались идти с эпохой в ногу – почти у всех секретарей в носу стояли сенсоры запаха, передававшие в баночный мозг сложную оцифровку. Говорили, правда, что запахи транслируются грубо, и тех нюансов, которые чувствует сам секретарь, хозяин не ощутит – так, зайдет лишний раз в рыбную лавку. Но все равно в подобном опыте была подлинность живой жизни, и Сасаки понимал баночников хорошо. Не понимал он другого – зачем было совмещать поединок двух великих бойцов с этой легкодоступной в любом борделе процедурой.
Это объяснила Мичико, обратившись к гостям с короткой речью на английском.
– Уважаемые патроны! Мы знаем, как важны для вас история и дух страны Ямато. Вы не просто ценители японской культуры, вы ее последние настоящие носители и спонсоры. Это высокое зрелище создано специально для вас как окончательное ультимативное воплощение всего японского – нечто настолько глубоко пронизанное национальным духом, что раньше оно могло существовать исключительно в виде цензурированной манги. Но сегодня история оживает – и дух древности входит в два прекрасных юных тела, живую подлинность которых вы только что проверили сами. Мы с гордостью представляем вам Миямото Мусаси и Сасаки Кадзиро!
Было стыдно, конечно, слышать подобные пошлости о японском духе от фальшивой японки, даже не говорящей на своем языке. Но в чем-то она была права: соединить мангу с воинским мастерством в теле безмозглой комфортной тян – в такой икебане была прелесть…
Пока зеркальные секретари обнюхивали горпин, а Мичико говорила пошлости, Сасаки-сан раздуплил экран планшета и проверил тотализатор. Примерно шестьдесят процентов ставок было на Мусаси, сорок – на Кадзиро. Ну да. Именно так он и предполагал, что честно отразил в своем прогнозе. Оставалась еще пара минут, чтобы сделать ставку самому.
Сасаки-сан вдруг ощутил горечь – и странную легкость. Свободу от всего. И это было настолько прекрасное чувство, что, не давая себе опомниться, он сделал ставку: все, что есть на текущем счету – на «зеро». На ничью.
Ничья была практически исключена. Даже если тян поразят друг друга насмерть, чье-то оружие коснется тела соперницы чуть раньше. Хоть на долю секунды – и это будет победой. Во всяком случае, для тотализатора.
Но Сасаки чувствовал, что впереди очень необычный поединок, и думал не о деньгах. Ему хотелось предстать перед вызванными духами настоящим самураем, из всех возможностей бестрепетно выбирающим смерть. Хотя бы смерть банковского счета. Сасаки-сан как бы говорил древним призракам: «Я сжигаю свои деньги, благородные души, чтобы они стали прахом под вашими легкими стопами… Простите мою непочтительность…»
В октагон внесли оружие на длинных бархатных подушках.
Сасаки-сан работал над ним много дней. С Кадзиро все было просто – ногачи, длинная катана. А вот с веслом для Мусаси пришлось повозиться. Сасаки выбрал для него крепкое африканское дерево, твердое и тяжелое, способное долго принимать удары стального лезвия – но сделал его короче обычного лодочного весла.
Ведь в чем заключался смысл действий Мусаси? Не в том же было дело, что он напился и забыл дома свою катану – это сказки для простаков. Кадзиро фехтовал мечом, который был длиннее обычного – он доставал противника издалека. А Мусаси сделал себе оружие еще длиннее и нейтрализовал эту тактику. Он сперва оглушил бедного Кадзиро, а потом сломал ему ребра, вышибив из него всю энергию ки – но сил Кадзиро все-таки хватило на последний взмах. Приди Миямото на дуэль с обычным мечом, и все могло сложиться иначе. Кадзиро был велик. Тоже велик, но по-другому…
В общем, Мусаси схитрил. И Сасаки-сан хотел дать своему тезке шанс свести счеты.
Горпины взяли оружие и встали по углам октагона. Поединок можно было начинать. Но Мичико со своей бригадой, конечно, не могла обойтись без спецэффектов.
Свет погас, и в октагон ударили лучи проекторов. Зеленоволосая тян, изображавшая Кадзиро, оказалась стоящей на песке у воды. А вокруг красноволосой Мусаси возникло зыбкое изображение лодки.
Зеленоволосая тян обнажила меч и бросила ножны в зал.
Красноволосая тян подняла весло и сказала:
– Ты уже проиграл, Кадзиро Сасаки.
– Почему? – спросила зеленоволосая.
– Потому что ты выбросил ножны. Душа самурая – его меч.
