Крольчатник - Ольга Владимировна Фикс
– Далеко? Почему далеко? Ведь у тебя тогда уже были свои дети?
– Были, конечно. Только, понимаешь, они тогда как-то были от меня далеко.
– Как это?
– Ну да, видишь ли, они все были тогда не со мной. И, главное, мне это тогда казалось вполне естественным.
– И где же они были?
– Джейн жила у моей мамы, почти с самого рождения, Ванечка у свекрови, а близнецы первые три года почти сплошь промотались по больницам. Вон сидит, видишь? – Ольга кивнула на крысу. – Мой единственный ребенок. Всю жизнь со мной, почти с самого рождения.
– Ужас какой-то! – вырвалось у Марины.
– Да? – Ольга как-то странно посмотрела на нее. – Наверное, в самом деле ужас. Но, видишь ли, мне-то тогда так не казалось. Это-то, наверное, и есть самое ужасное. Я только тогда начала что-то понимать, когда в пятый раз залетела. Я тогда сразу подумала, а этого-то ребенка куда? Аборта я ужасно боялась, куда больше, чем рожать. Я вообще, понимаешь ли, очень боюсь операций. Ну вот, и я тогда подумала, а этого куда, к кому? А потом вдруг: а остальных? А остальные-то у меня где? Ведь вот мне двадцать четыре года, у меня четверо детей, будет пятый, а я словно бы одна на свете. Ну черт с ними, в конце концов, с мужчинами, но детей-то я зачем рожала? И если уж они есть на свете, так почему их нет у меня? А они? Ведь у каждого из них есть сестры и братья, а на самом деле они друг с другом почти незнакомы, и получается, что каждый из них тоже один и тоже сам по себе. И совершенно непонятно, зачем все это. А жизнь-то идет. Дурацкая какая-то жизнь! – Ольга вдруг словно опомнилась и испуганно посмотрела на Марину. – Ой, зачем только я тебе все это рассказываю? У тебя ведь и своих забот по горло.
– Да нет, что ты, говори, пожалуйста, мне все это очень важно.
– Да? Правда? – Ольга с сомнением посмотрела на нее.
– Ну конечно же!
– Ну хорошо, коли так. – Ольга положила Нику на кровать и не спеша запеленала обратно, причем Марина обратила внимание, что указанием Дениса Ольга по-прежнему пренебрегла.
– А твой муж, где он сейчас?
– Откуда я знаю? – Ольга пожала плечами.
– Но… Ведь он же отец твоих детей. Вы разве не общаетесь, хотя бы по этому поводу? Его не интересует, что с ними?
– Отец… Отец он только Ванечке. И с тех пор, как год назад я забрала Ванечку у его мамы – с большим скандалом, между прочим, – он, муж в смысле, так ни разу и не проявился. Его можно понять – он считает меня сумасшедшей и не хочет видеть, что я тут творю с его сыном.
– А остальные? У них что, у всех разные отцы? Ой, извини, пожалуйста, забудь, что я это спросила. – Марине было ужасно неловко за свое бессовестное любопытство. Но в конце концов Ольга же сама с ней заговорила, а ситуация казалась настолько необычной, что не спросить Марина просто не смогла.
– Можно и так сказать. – Было похоже, что Ольге частенько приходится отвечать на этот вопрос и поэтому она уже привыкла. – Видишь ли, кто был отцом близнецов, я, например, просто не знаю. Про отца Джейн, по крайней мере, догадываюсь. Ну, отца Нички ты видела – это Илья. Вообще-то, мог быть и Денис, но не сложилось. – Ольга искоса глянула на Марину. Та сидела ошеломленная, широко раскрыв свои большие голубовато-зеленые глаза. «Аквамарин, – подумала Ольга. – Так, кажется, называется этот цвет. Аквамарин. Боже, что она сделает, эта девочка с такими глазами? С такими-то глазами я б, наверное, давно отсюда убежала. Недаром она их все время закрывает! А впрочем, что мне за дело? Я, пожалуй, и так в конце концов убегу. Убегу ведь!» – И Ольга на секунду крепко-крепко зажмурилась, словно бы закрывая глаза от самой себя. Вслух же она сказала: – Пошли-ка, Марин, в столовую, поиграем с тобой в четыре руки, а то я тут совершенно класс потеряла. Видела б меня сейчас моя учительница из музыкальной школы! Она ведь меня в Гнесинку прочила, нет, ей-богу! А в результате я даже школу не закончила.
– И ты не закончила? – Марина сочувственно посмотрела на нее. Экое тут сборище неполученных аттестатов!
– Ага!
Обе дружно рассмеялись.
И Марине подумалось, что вот, блуждая по этому дому, тыкаясь от одного к другому, она в результате, кажется, ой нет, не сглазить бы – ведь так все это важно! – но кажется, кажется, она нашла себе наконец друга. И от этой мысли ей даже сделалось жарко и пересохло во рту.
20
Они чудесно сыгрались и вообще замечательно провели время, смеясь и дурачась, как две маленькие девочки, а после обеда Валерьян увел Марину гулять с детьми, и они пошли в лес и долго-долго бродили там тихими синими тропами, оглашая лес шумом и смехом, вдыхая чистый морозный воздух, перебрасываясь снежками и толкая друг друга в сугробы. В результате Марина набрала полные сапоги снега. Малышня, глядя на Марину с Валерьяном, веселилась чрезвычайно.
К концу дня Марина чувствовала себя просветленной, точно от всего очистившейся. Но, собственно, от чего? Она ведь твердо знала – стыдиться ей в этой жизни пока что нечего. Она ничего такого никому не сделала, ей не в чем себя упрекнуть. Но изредка, в глубине души, Марина все-таки чувствовала что-то такое, такое, чего она не могла ни понять, ни определить. И обычно это что-то вело себя тихо, но иногда оно вдруг бунтовало, поднимало с глубины души муть, мешало жить и дышать.
Поздно вечером, вновь удобно устроившись на диване у Валерьяна за спиной, Марина смотрела на язычки пламени, пляшущие в камине, и ощущала, как знакомо и приятно побулькивает в жилах кровь, как она постукивает в ушах, отдает в виски и в затылок. Каждой точкой тела ощущала Марина в себе жизненную силу. Она смогла бы сейчас все что угодно, она сейчас все на свете понимала, и ничего ей не мешало, и все у нее было как надо.
– Пойдем, – прошептал Валерьян. – Я тебе стихи почитаю. Новые.
