Крольчатник - Ольга Владимировна Фикс
– Останься, Марина, – попросила Алена. – А то я буду думать, что мы тебя обидели. Ты ведь не сердишься на нас, правда?
– Правда, – неожиданно для себя Марина улыбнулась. Они вдруг показались ей такими трогательными, такими беззащитными в своей наготе, в особенности Алена. Денис же, стоило Марине обратно лечь, немедленно повернулся к ней и прошептал ей в самое ухо:
– Надо же, никогда не думал, чтобы я был такой страшенный урод! Это же вспомнить, как ты кричала! Воистину век живи, век учись. – С этими словами Денис нежно поцеловал Марину в щечку, обнял ее и уснул. С другой стороны к Марине тепло прижалась Алена, уютно свернулась калачиком и тоже скоро заснула. Одна только Марина долго еще не спала – лежала, смотрела на полную луну, улыбалась чему-то…
Ей было сейчас очень хорошо, моей Марине, но отчего, она бы вряд ли смогла объяснить.
19
Рано утром, еще в кромешной тьме, Марина с сожалением выскользнула из теплой постели, потихоньку оделась и крадучись, на цыпочках пошла по коридору к себе. На лестнице ей встретилась Женя. Женя старательно, руками, в три погибели согнувшись, мыла лестницу.
– Привет! – весело сказала она Марине. – А я вот тут, видишь, мою. Люблю, чтобы чисто было. Знаешь, когда пол везде чистый, даже воздух какой-то другой делается. Не замечала?
Марина тупо кивнула. Ей было очень неловко. Конечно же, Женя сразу догадалась, откуда Марина идет в такую рань. Иди теперь доказывай, что вообще-то ничего ведь не было.
Так, стоя на площадке верхнего этажа, Марина смотрела вниз и всей грудью вдыхала еще ночной, холодный воздух. Окно на лестнице было распахнуто, и было не просто холодно, а прямо-таки морозно. Где-то в одной из комнат за Марининой спиной заплакал ребенок. «Ничка», – с умилением сообразила Марина. Она ее с первого вечера так больше вблизи и не видела, даже голоса ее не слыхала. На редкость, должно быть, спокойный ребенок. Почти все время Ничка спала или у Ольги в комнате, или в коляске во дворе. Несколько раз Ольга пробегала куда-то с ней на руках мимо Марины, но на бегу что разглядишь, кроме верхней пеленки или теплого одеяльца?
Детский плач стих. Наверное, Ольга ее кормит. Хлопнула дверь, и мимо Марины по ступенькам, явно еще не окончательно проснувшись и не совсем ясно сознавая окружающее, ссыпался Денис.
– К лошадям пошел. – Женя проводила его нежным взглядом. – А ты что так рано встала?
– Не спится чего-то, – выдавила из себя Марина, изобразив подобие улыбки. – А который час?
– Часов семь, наверное. – Женя тщательно отжала выполосканную тряпку и с новой силой обрушила ее на следующую ступеньку. – Сейчас домою, и пошли со мной на кухню чай пить.
– Пошли. – Марине стало смешно. Экая, в самом деле, глупость – пытаться что-нибудь от кого-то скрыть в этом доме. Наверняка здесь все и всё друг о друге знают! От этой мысли сделалось жутковато. Бр-р! Марина поморщилась. Однако что делать? Придется привыкнуть.
Стараясь все-таки не слишком шуметь, Марина спустилась вниз и пошла на кухню. Неожиданно нахлынули воспоминания о прошлой ночи, и теплая волна залила низ живота. Марина на секунду прислонилась к стене, и губы сами собой расплылись в блаженной улыбке, глаза полузакрылись, и сквозь не до конца сомкнутые веки стали проникать радужные, красочные картины, одна другой заманчивее.
– Балдеешь? – шепотом окликнула Марину вошедшая Женя.
Марина вспыхнула было, но тут же и рассмеялась. Нет, в самом деле, настоящий сумасшедший дом, рассказать кому – не поверят. Как только она тут жить будет? В кухонном окне забрезжил рассвет.
Они уселись пить чай. В кухне было тепло и уютно, за окном шел снег, пару раз мимо окна пронесся Денис – уже окончательно проснувшийся, румяный от мороза, веселый и очень красивый. В обеих руках у него были ведра, в первый раз с овсом, второй раз с водой. «Лошади!.. – с восторгом подумала Марина. – И еще голуби», – вспомнилось ей.
– Женя! – спросила Марина. – А кто это Маша? Илюшина жена?
– Да.
– А она какая?
– Она чудесная! Вот завтра приедет, и увидишь. За что Илюхе такая жена, не представляю. Нет, он, конечно, всем хорош парень, но такой жены он все-таки ничем не заслужил. И потом – ей-то за что такое счастье, как наш Илюша? Нет, все же неисповедимы пути Господни! Это ж как подумаешь… – Женька, не договорив, махнула рукой и не глядя плеснула себе еще заварки в опустевшую кружку. Она так и пила одну бурую заварку, без лимона и даже без сахара.
Стукнула калитка, и кто-то быстро зашагал по двору. Было далеко, и Марина никак не мгла разобрать, кто это.
– Валька вернулся! – уверенно сказала Женя. – И смотри ты, даже в дом не зашел! Сразу на конюшню помчался. Так что беги туда, встречай, если хочешь.
– Побегу, – без особого воодушевления кивнула Марина. Ей сделалось отчего-то ужасно сонно.
Однако она встала, направилась к вешалке, тщательно оделась и вышла во двор. По дороге на конюшню Марина попыталась прикинуть, как она сейчас к нему подойдет, как посмотрит, что скажет.
Валерьян стоял в деннике у Цыгана и чистил его – в одной руке щетка, в другой – скребница.
– Здравствуй, – сказала Марина. В горле у нее неожиданно пересохло.
– Привет-привет! – сказал Валерьян, не оборачиваясь, но по голосу было слышно, что он улыбается.
Рад, значит. Вопрос только чему.
– Эх! – заговорил Валерьян наконец. – Знала бы ты, как я лошадей люблю! Какие они нежные, какие горячие! Вот вы, женщины, и в подметки им не годитесь. Знаешь, какая у нашей Зорьки верхняя губа? Так ее хорошо в эту губу целовать!
Марина рассмеялась.
– Ты зря смеешься. Поди вот сама попробуй.
Марина продолжала смеяться. Говорить она ничего не говорила, что уж тут скажешь, только смеяться и оставалось. Такой он сейчас смешной был, такой трогательный!
– Ну ладно, ты себе, конечно, смейся, но только попомни мои слова: если тут вдруг кентаврик родится, тогда не особенно удивляйся.
– Да знаешь, я тут вообще уже ничему не удивляюсь, – с трудом проговорила сквозь смех Марина, и вдруг смех пропал. Она поняла, что завидует, нет, на полном серьезе завидует этой самой,
