Крольчатник - Ольга Владимировна Фикс
Все это был, конечно же, полный бред, но вот завидовалось этому почему-то до смешного всерьез. Ведь вот как он сейчас эту лошадь гладит! Марину небось никогда так. Марину он совсем по-другому…
Валерьян тем временем закончил с Цыганом, вышел из денника, отбросил в сторону скребницу и щетку и обнял Марину. Они поцеловались. И еще раз, и еще.
– Соскучилась? – в промежутке между поцелуями спрашивал Валерьян.
– Ага, еще как! – отвечала Марина.
– А чего же ты в прошлый раз?
– Не зна-аю. – Она и в самом деле уже не понимала и даже, честно говоря, не помнила, как оно там было, в его прошлый приезд. Главное, что вот сейчас он был тут, возле Марины, и обнимал ее, и был ей по-настоящему рад, и все было наконец хорошо и понятно, так же, как – но не кощунственно ли сейчас вспоминать об этом? – как когда-то, давным-давно, с Игорем.
День чудесно начался и так продолжался. Завтрак был чудесный, и дети были чудесные – никто не хныкал, ничего не просил, за столом ничего не опрокидывал. За завтраком Ольга пожаловалась, что вроде Ничка кашляла сегодня во сне. Денис сразу посерьезнел – ни дать ни взять настоящий доктор, – притащил фонендоскоп и отправился слушать. Марина потихоньку пошла за ним. Ей так хотелось повидать Ничку! Вот если бы сейчас Ольга снова дала ей подержать малышку! Теперь бы Марина не растерялась. Так ей кажется. Интересно, откуда в ней взялась такая тяга к младенцам? Вроде не было никогда.
Вслед за Денисом и Ольгой Марина поднялась на второй этаж, миновала почти весь коридор с его бесчисленными, вечно запертыми дверями и наконец оказалась перед самой последней дверью с правой стороны. Эта дверь была почему-то не заперта. Ольга просто толкнула ее и вошла.
Комната, которую с порога с любопытством оглядывала Марина, была похожа на комнаты в студенческих общежитиях. Одна из стен была почти сплошь залеплена фотографиями, среди которых Марина с трудом узнала четверку «Битлз» и Высоцкого. Но больше никого она узнать не смогла, и это притом что фотографий было очень много – два, не то три десятка. Кроме фотографий по стенам были развешаны плакатики и таблички – в частности, над кроватью прикреплен был лист ватмана, на котором большими красными буквами было начертано: «Дадим вселенскому пинку достойный отпор!», а на прикроватной тумбочке стояла пластмассовая табличка: «Перерыв на обед с 15 до 16». Справа от двери на торчащем из стены крюке висела гитара.
Ника спала в стоящей на письменном столе плетеной корзинке. Стол вокруг корзинки был весь завален детскими вещами: пеленками, распашонками, ползунками. В углу стола, на ворохе пестрых детских тряпочек, спала крыса. Пространство под столом заполнено было пачками с памперсами. В углу у окна стояла этажерка с книгами. Из-под занавески на стене виднелись платья и юбки. Кроме того, всякая взрослая и детская одежда в полном беспорядке валялась всюду: на полу, на кровати, на двух стульях. На торчащих кое-где из стен гвоздиках болтались всяческие фенечки – бисерные, вязаные, деревянные. На плетеном коврике под кроватью стояли теплые мягкие тапочки – это притом что сама Ольга ходила босиком.
– Ну вот. – Ольга быстро набросила на неубранную кровать пестрое лоскутное покрывало. – Извиняюсь за беспорядок, – сказала она, обращаясь главным образом к Марине, всем своим видом показывая, что вообще-то Марину сюда никто не звал, но раз уж она пришла и теперь ей что-то не нравится, пусть пеняет на себя.
– Ну так что там у тебя? – нетерпеливо сказал Денис.
Ольга осторожно вынула из корзинки Ничку и начала ее раздевать, точнее разворачивать на ней бесчисленные пеленки.
– Сколько раз говорил: прекрати ты ее так заматывать! Сама-то ты вон как ходишь, а на младенца бедного без слез не взглянешь – что твоя капуста, честное слово! Как же ей не простыть, она вон потная вся! – И, так как Ольга замешкалась, он взял у нее ребенка, ловко доразвернул оставшиеся тряпочки и, положив себе на колени, начал выслушивать. – Ну вот, – сказал он, резко мотнув головой, так что наушники фонендоскопа выскочили из ушей и послушно опустились на шею. – Как я и думал, ничего с ней такого нет. Сейчас нарисуем ей йодную сеточку на бронхах, а на ночь сделаешь масляный компресс. Знаешь как или сейчас показать?
– Так если ничего нет, зачем тогда сеточку и компресс?
– Затем. – Денис улыбнулся и легонько щелкнул ее по носу. – Много будешь знать, скоро состаришься. И не заматывай ты ее так, серьезно тебе говорю. Вообще заканчивай ее пеленать, Алена же выдала тебе всю одежку.
– Да я как-то все никак не решусь. – Ольга заметно смутилась.
– Да что тут решаться-то? Ну, мать, я тебя не понимаю совсем. Пятый ведь ребенок!
«Действительно, почему она так не уверена в себе? – удивленно подумала Марина. – Ведь если у тебя пятый ребенок…»
Разбуженная Ничка наконец возмутилась и запищала. Ольга поспешно занялась ею и, похоже, даже не заметила, что Денис ушел.
А Марина осталась. Ей так хотелось погладить Ничку по вздутому маленькому животику, поцеловать в сморщенный лобик, перебрать крошечные пальчики. Распеленатая Ничка похожа была на теплого розовенького паучка. Она таращила мутно-серые глазенки, странно большие на ее крошечном лице. Марина смотрела на ребенка с порога, а Ольга кормила и, казалось, никого, кроме девочки, не замечала. Но вдруг она сказала, не оборачиваясь:
– Да заходи ты, что стала в дверях? Садись вот на стул, в ногах правды нет.
Марина послушно села. Она еще не разобралась, нравится ей тут или нет. Очень уж тут все было непривычно, пестро и, прямо скажем, не слишком чисто.
– Что такое «вселенский пинок»? – спросила она наконец.
– Это когда идешь ты, скажем, утром по улице, и кто-то тебя толкнул, ну или обругал ни за что. И вот идешь ты такая толканутая или обруганная, садишься, скажем, в трамвай. И там сама уже не замечаешь, как одного толкнула, другого обругала, а они потом, в свою очередь, кого-то еще – надо же как-то выплеснуть раздражение. И пошло, и поехало. Ты разве никогда не замечала?
– Замечала. – Марина улыбнулась. Слишком все это было знакомо. Как она сама-то не догадалась? – Оля, а как ты сюда попала? – спросила Марина. Это было для нее сейчас основным, животрепещущим вопросом: как люди сюда попадают.
– Ну как? – Ольга задумалась. – Сначала
