Индекс Франка - Иван Панкратов
— Я ему присел на уши насчёт плохой биохимии, азотистого обмена и необходимости подсчёта диуреза, — пояснил Москалёв. — Он, похоже, не очень проникся, но жена напугалась умных слов, и сама его уговорила.
Виктор изобразил аплодисменты. Вспоминая своё армейское прошлое, Платонов понимал, что он нашёл бы в этой ситуации какое-нибудь силовое решение, например, выписал маму семейства домой, она вполне могла бы уже находиться на амбулаторном лечении, но вариант с катетером на фоне полной загрузки отделения подходил просто идеально. Тем более, что не за горами был перевод дочери из реанимации; уход, который могла обеспечить мама, вряд ли кто-то заменит.
Москалёв в ответ на аплодисменты коротко кивнул:
— Обращайтесь, если что.
Через пару секунд селектор вызвал его в перевязочную. Проводив Михаила взглядом до двери, Виктор немного подождал и достал из нижнего ящика так и не поданный рапорт. Лист бумаги с решительной просьбой не заниматься пациенткой Русенцовой. Утром после сдачи дежурства он не решился вытащить его из стола. Но и порвать и выкинуть — тоже почему-то не смог.
Платонов прекрасно понимал, что в гражданской системе эти рапорты никому не нужны. Ты или делаешь своё дело, или «до свиданья». Он на мгновенье представил удивлённое лицо Лазарева при чтении — и лист как-то сам собой перекочевал в стол.
Виктор помнил, что за многолетнюю работу в госпитале у него пару раз возникало желание позвонить ведущему хирургу среди ночи и сказать: «Я не буду оперировать этого человека! Он конченая мразь и скотина! Освободите меня от почётной обязанности спасать всяких уродов!» И это если сформулировать мягко и обтекаемо. Но просто он заранее знал ответ.
— Ты охренел там, что ли, придурок?! Три часа ночи! Хочешь, чтобы я приехал и всех там спасал?! Простынкой рожу накрой и забудь на время, кто он! Утром доложишь, как прошло!
Виктор, представив себе этот диалог и проговорив его практически вслух в ординаторской, убеждал себя в том, что это просто работа и не важно, кто перед ним на столе. В общем, двигался по проторённому старшим поколением пути идеализации профессии, где нужно быть максимально объективным и беспристрастным ко всем, даже к тому, с кем судьба свела по крайне нелицеприятным поводам.
Один случай Платонов помнил очень хорошо. Это было в те времена, когда он ещё только начал украдкой — впрочем, как и всегда на работе — встречаться с Ирой Потаниной, модельной внешности операционной сестрой из экстренной хирургии. Как быстро выяснилось, руки и сердца Потаниной в тот момент добивался один человек — гнусавый лейтенант Нефёдов из военно-следственного отдела. Человек он был маленький, но с высоко сидящими друзьями и, соответственно, с большими возможностями. Это Платонов ощутил на собственной шкуре, когда на него посыпались всякого рода жалобы от пациентов и их родителей, а его самого стали часто вызывать на всякие допросы по экспертным историям болезни в следственный комитет. Кульминации этот процесс достиг тогда, когда неизвестные голоса по телефону попытались открыть правду Ларисе на тайную жизнь мужа. Дома был ужасный скандал, Виктор из последних сил шёл в несознанку, но у жены всегда были неплохие связи, ей предоставили распечатку звонков, она нашла адрес звонившего и заставила Платонова поехать туда с ней, чтобы разобраться раз и навсегда.
Когда она позвонила в дверь, то открыл её этот самый лейтенант. Он стоял на пороге в майке и трусах с чашкой кофе в руках и сразу понял, кто перед ним. Лариса устроила представление на лестничной клетке, но Виктор и его соперник по какому-то негласному правилу мужской солидарности, буквально на мгновенье встретившись глазами, выбрали, какой тактики им нужно придерживаться. Нефёдов наплёл что-то про телефонное баловство, про детей, которых, как в дальнейшем узнал Платонов, у него не было; про то, что это какое-то совпадение. Виктор же просто молчал, прислонившись к стенке, разглядывая обшарпанную подъездную штукатурку и тянущиеся отовсюду в никуда провода. Он прекрасно понимал, что за это у него потребуют каких-то бонусов — вероятнее всего, отойти в сторону и не мешать развитию отношений с Потаниной. Лариса, вдоволь наоравшись и вывалив на Нефёдова кучу оскорблений и угроз, которыми офицера из следственного комитета напугать было проблематично, толкнула задумавшегося над своей жизнью Платонова так, что он едва не покатился вниз по лестнице, и помчалась на каблуках через ступеньку в машину, считая миссию выполненной. Виктор же, ухватившись за батарею отопления, сумел устоять на ногах, проводил бегущую жену взглядом и поднял глаза на Нефёдова. Тот торжествующе смотрел на него сверху вниз и прихлёбывал кофе из кружки. Внезапно он подмигнул своему сопернику, нахально поправил трусы и закрыл дверь.
Платонов медленно спустился вниз и успел увидеть только облачко пыли на том месте, где была машина. Лариса, умчавшись домой, предоставила ему возможность подумать над своим поведением и решить, как он будет жить дальше. Виктор побрёл тогда в сторону опостылевшего дома, прекрасно понимая, что просто так взять сейчас и прийти жить к Ирине было бы просто нереально. В их отношениях постоянно была какая-то недосказанность. Платонов так до конца и не понял, что же на самом деле ей было надо от него, кроме встреч на диване при тусклом свете настольной лампы, зачем она вообще рискнула начать их такую странную и неудачную с точки зрения секретности связь. Замуж она не рвалась, разводиться не просила, к себе не звала. Просто приходила, раздевалась… О чём-то шутили, что-то обсуждали, строили — иногда — какие-то совместные планы из разряда «А вот если бы…» Но таким планам, как давно уже понял Виктор, сбыться была не судьба. Именно поэтому на Потанину он никаких особых ставок не делал.
История с Нефёдовым подтолкнула его к мысли о расставании с Ириной — вернувшись домой, он пережил примерно недельный игнор со стороны Ларисы, но особо за это не переживал. В голове уже крутились другие кандидатуры на замену Потаниной, когда случился любопытный эпизод на очередном дежурстве.
Такие совпадения бывают раз в тысячу лет. В экстренной хирургии на ночную смену заступила Ира, но Платонов не торопился зайти к ней. Он занимался тем, что умел делать, пожалуй, лучше всего на свете. Виктор рефлексировал, изучая собственное душевное состояние и просчитывая какие-то призрачные варианты развития событий. В них на первом месте всегда стоял самый решительный шаг — он уходит от жены. И поскольку именно этот шаг был самым нереальным, то и все остальные сценарии оказывались фантастическими.
Когда ему позвонили и позвали на острый живот в приёмное отделение, он находился на пике своего воображения, унёсшего его из далёкого госпиталя с длинноногой красавицей куда-то в столицы. Виктор с сожалением взял трубку, выслушал короткое, но требовательное приглашение дежурной медсестры, распорядился взять клинический анализ крови и биохимию, проверил наличие ручки в кармане и вышел на улицу.
В приёмном отделении на кушетке сидел грустный Нефёдов, обречённо держась за правый бок, и с кем-то разговаривал по сотовому. Был он почему-то при погонах, хотя час ночи к ношению формы располагал не особо. Увидев вошедшего хирурга, он на мгновенье отвлёкся от разговора, кинув короткий и быстрый взгляд на дверь, продолжил говорить и лишь через несколько секунд осознал, кто перед ним. Нефёдов опустил телефон и, как показалось Платонову, согнулся пополам ещё больше.
Виктор, не подав виду, взял у дежурной сестры сопроводительный лист от «Скорой», для уточнения заглянул в удостоверение личности офицера, чтобы узнать, что зовут Нефёдова Игорь Семёнович, что ему тридцать два года и что для лейтенанта это как-то многовато.
— Температура?
— Тридцать семь и три, — отозвалась медсестра.
— Анализы?
— Взяла, как только вам позвонила.
Виктор присел на стул, чтобы собраться с мыслями. Он должен был сейчас выйти к Нефёдову с совершенно незамутнённым сознанием, чтобы не сделать ничего, за что можно было бы ответить. В том числе и в военно-следственном комитете. От таких мыслей в теле началась предательская дрожь — Платонов медленно и тихо начал глубоко вдыхать, стараясь делать это незаметно для медсестры.
Именно в этот момент он хотел
