Индекс Франка - Иван Панкратов
— Виктор Сергеевич, я не могу заставить Поликарпова мочиться в утку! — с ходу выпалила Анастасия Платонову, словно эта встреча у дверей перевязочной была ей запланирована заранее. — Он там творит, что хочет, соседи уже не выдерживают! То в постель, то в ладошки. Кошмар какой-то, сказала бы мне мама раньше, как оно бывает, пошла бы в диетсёстры!
— Это тот Поликарпов, что катетер Фолея выдрал на днях? И что бы ты хотела сейчас от доктора?
— Пойдёмте со мной, — энергично схватив Платонова за рукав, потащила его в нужную палату Настя. — Я боюсь одна. Он матерится. И может в меня кинуть чем-нибудь.
Виктор не особо верил в то, что Поликарпов, дедуля лет восьмидесяти, способен на какие-то чересчур агрессивные поступки. То, что временами он бывал не в себе, секретом ни для кого не являлось — диабетическая энцефалопатия потихоньку грызла ему мозги, а сахароснижающие препараты он принимал редко и неохотно. Так что матом на сестричек он, конечно, мог прикрикнуть — но кинуть…
— У него же обе руки забинтованы, — на ходу пытался отбиться Платонов. — Чем он там…
— Может, Виктор Сергеевич, это же он своими забинтованными руками выдернул катетер, — она почти впихнула его в палату и спряталась за спиной. — Между прочим, с криками «Сволочи!» Скажите ему, чтобы пописал в утку, а не в постель. Скажите, скажите, скажите.
И она легонько подтолкнула его вперёд. Платонов оказался рядом с кроватью Поликарпова и лично убедился, что запах, витающий в палате, проистекает непосредственно от кровати этого беспокойного и неуправляемого пациента. Виктор достал блокнотик, освежил в памяти имя и отчество Поликарпова и спросил:
— Пётр Кузьмич, может, будем слушаться медсестру? А то непорядок получается.
Хмурый Поликарпов, лежавший лицом к стене, что-то буркнул, нехотя повернулся и посмотрел сначала на Виктора, потом на Настю, оставшуюся в дверях.
— Вам бы всё его заставить, — насупившись, прокомментировал он, приподнял одеяло, заглянул туда и покачал головой. — Вот Настя твоя наорала на него — и он теперь не хочет.
— Он? — в первую секунду не понял Платонов. — Вы что ж, с ним там разговариваете?
Дед присел на кровати и удивлённо посмотрел на Платонова.
— Конечно. А как же ещё?
Виктор пожал плечами, оглянулся на Настю. Та срочно надевала маску, чтобы не прятать смех под ладонью.
— Анастасия, — выдержав паузу, напутственно сказал Платонов, — вы уж повежливее с… С ним. И тогда всё у вас получится. А вы, Пётр Кузьмич, потрудитесь матом не ругаться. Договорились?
— Чего ж не договориться? — Поликарпов подмигнул Насте. — Давай «утку». Он не против.
«Хорошо, что просто «он», а не «моя прелесть», — выходя из палаты, подумал Виктор, но сдержать смех не смог и так и вошёл в ординаторскую — с улыбкой. Москалёв поднял голову от компьютера, спросил:
— Зарплату подняли или отгул получил?
— Ни то и ни другое, — Платонов опустился на диван. — Удивляюсь тому, насколько порой креативна энцефалопатия. А как там самогонщики поживают? — поинтересовался Виктор, который из троих Мальцевых взял себе только дочь Свету.
— Подожди минутку, — не отрываясь от экрана и высунув язык, шёпотом ответил Михаил. Платонов немного подвинулся на диване и заглянул в экран. Там вовсю шло танковое сражение и, судя по счету, его коллега кому-то проигрывал, из-за чего нервно нажимал на клавиши и вертел мышкой. Эта зараза пришла к ним из реанимации, где по ночам в отсутствие наркозов и тяжёлых больных игра «Танчики» завоевала всенародную любовь. (К чести реаниматологов, стоило сказать, что такие беззаботные времена выпадали не очень часто).
— Давай… — шепнул то ли себе, то ли своему танку Москалёв. — Блин, как так?..
Он разочарованно оттолкнул от себя мышку и отъехал в кресле от стола, развернувшись к Виктору.
— Семейка Аддамсов эти самогонщики, — зло ответил он Платонову, но чувствовалось, что этот накал страстей исключительно из-за проигранной битвы, а на самом деле всё не так плохо. — Жена всё клянчила, чтоб его из реанимации забрали в палату — мол, она мало пострадала, готова за ним ухаживать. Я и пообещал, что, когда клинитрон будет без надобности, то переведу их в трёхместную…
— Трёхместную?
— С дальним прицелом на то, что и дочь их с ними окажется, — пояснил Михаил. — Мамаша ведь, действительно, в рубашке родилась. Там такой мощный взрыв был, а у неё, считай, только руки и шея. Дочь их обоих собой заслонила.
Москалёв ненадолго задумался, словно взвешивал свои слова и оценивал везение Мальцевых. Случай, действительно, был хоть и не редкий, но впечатляющий. По нему пытались завести уголовное дело, и Платонов понятия не имел, насколько в этом деле продвинулась полиция. Вся семья стояла друг за друга горой, претензий никто ни к кому не имел. Света, чья дальнейшая судьба была не очень завидной из-за формирующихся на лице рубцов, отводила на опросах в реанимации пересохшие от несмыкающихся век глаза в сторону и твердила только что-то про случайности и «Никто не виноват». Дознаватель, приходивший в отделение не один раз, рассказал в ординаторской, что семья Мальцевых спаивала потихоньку небольшой рабочий квартал в пригороде. Хотя Свету соседи и жалели, но взрыву были в какой-то степени рады, особенно жёны тех, кто ходил к ним за самогоном, как на работу. Виктор тогда подумал — а не помог ли некий доброжелатель аппарату взорваться? Аналогичная мысль приходила в голову и дознавателю — но, как выяснилось из результатов проведённой экспертизы, этот аппарат был сделан ещё дедом Мальцева-старшего и просто ждал своего часа. И этот час настал…
— … В общем, спина у него подсохла, струп тонкий, на пластику не потянул, — Москалёв, прикрыв глаза, вспоминал, как выглядят ожоговые поверхности у Мальцева. — В последний раз я его неплохо почистил — и решил, что можно забрать в палату. Жена устроила тёплый приём — фрукты, телевизор… А на следующий день ко мне мамаша подошла из смежной палаты… Эта… Гришукова, кажется… Она с девочкой ещё…
Платонов вспомнил. Девочка была чудесная просто. «Как тебя зовут? — Людми-и-илочка!» Руку положила на плиту. Мама, как всегда, «отвернулась только на секундочку».
— И что Гришукова?
— Говорит мне — шёпотом так, по секрету: «А можно как-то повлиять на наших соседей?» И показывает на палату Мальцевых. «У меня ребёнок заснуть не может, — говорит, — и вопросы задаёт. Всякие». И опять показывает. И почему-то краснеет. А я как дурак стою и ничего понять не могу. Она видит, что я не догоняю, наклоняется ко мне и на ухо шепчет: «У них там… этот… секс!»
— Да ладно! — вырвалось у Платонова. — Он же в повязках! Руки, живот… И там дальше, я не очень сейчас помню…
— Зато я помню, — Михаил встал, нащупал на диване за спиной у Платонова пульт от телевизора, начал щелкать каналами и продолжил. — Там, как ты говоришь, «дальше» — все нормально. А они просто оборзели и решили, что у них тут ожоговый санаторий. Понимаешь, кругом малышня всяких возрастов с мамами, полиция ходит каждый день, а они дорвались до бесплатного, как будто никто никого и не взрывал! Но я с этим разобрался быстро.
Москалёв выбрал на НТВ какой-то бесконечный ментовский сериал, заинтересованно посмотрел его секунд двадцать, после чего отложил пульт и дал понять, что в ближайшее время именно это будет идти по телевизору. Платонов терпеливо ждал, что же Михаил придумал для решения проблемы.
— Интересно? — опустившись в кресло, хитро спросил Михаил. — Гришуковы теперь спокойно спят. И как ты думаешь, что я сделал?
Виктору осталось только развести руками:
— Ты их расселил?
— Нет, — торжествующе ответил Михаил. — Ты знаешь, у нас мест нет. Не в коридор же его класть. Я сказал поставить ему катетер!
— Пятёрка за находчивость, — показал Платонов Михаилу большой
