Развилки - Владимир Александрович Дараган
— Не страшно зимой одним? — спросил Панкрат. — Вчера мы слышали, как вечером волки выли.
— Выли, — согласился старик. — Это они в стаю собирались. Без стаи зимой волки не выживут. Они всегда друг за дружкой ходят, впереди самые сильные, тропу в снегу делают, сменяют друг друга. За ними кто послабее, самым последним идет матерый, за порядком следит, слабых подгоняет. Все у волков разумно. Они могут так две недели голодными по лесу ходить, потом забьют оленя или лося, наедятся, полежат, поспят и снова на охоту. Зимой в лес без ружья лучше не ходить, особенно ночью.
— А кроме волков ночью по лесу никто не ходит? — спросил Никита.
— Медведи спят, лоси и олени ходят, а всякая мелочь под снегом живет.
— Мало ли кто еще в лесу живет, — сказал Панкрат. — Лешие, например, фавны, нимфы…
Баба Настя перекрестилась.
— Тьфу на вас. Не знаю, как где, а в нашем лесу только леший водится. Я сама его видела.
— Это как? — спросил Никита. — Расскажите.
Старик махнул рукой.
— Щас начнет истории рассказывать, только уши развешивай.
— Правду расскажу, — сказала баба Настя. — Молодая я была, в девицах ходила, очень подберезовики любила, больше белых. А самый лучший подберезовик у нас на горке около Щучьего озера. Там березняк, трава, грибы все чистые, сухие, ни одного червяка. От нас это километра три будет. Взяла я, значит, корзинку, да и пошла. Летом тропок много, зверье к озеру пить ходит. Сбилась я с пути, подошла к болоту, надо, думаю, возвращаться. Повернулась, а он на меня из-за елки смотрит. Бородатый, косматый, лицо грязное, глазищи сверкают. Посмотрел и за елку спрятался. Потом опять выглянул, опять спрятался. Я чуть не умерла от страха. Перекрестилась три раза, и бегом домой. Дороги не разбираю, о колючки платье порвала. Прибегаю домой, рассказываю, мне никто не верит, за платье ругают.
— Ты каждый раз по-разному рассказываешь, — усмехнулся старик. — Прошлый раз ты его как раз у Щучьего озера видела.
— Так болото у этого озеро и было. Ты вспомни, летом там можно по кочкам до воды дойти, а если дождь, то там грязь по колено, все рогозом заросло и комаров туча.
Старик кивнул, налили себе рюмку, выпил, крякнул, пальцами взял из миски капусту, запрокинул голову, положил в рот. Глаза заблестели, щеки зарумянились.
— Знаю я это озеро, — сказал он. — У меня там случай был. Собирал я там землянику, слышу, стреляют на озере. А это июнь был, какая охота в июне? Подхожу, а там дачник с ружьем, сосед мой. Показывает мне подстреленную утку, улыбается. А на озере утятки маленькие плавают, без матери остались. Я говорю, что ж ты паразит делаешь, погибнут ведь утятки. А он смеется: «не обеднеет наша земля от потери одной утки». Я плюнул, залез в воду, поймал утят, в кепку посадил, домой принес. Все лето мы их кормили. К осени они подросли, летать стали, но к вечеру всегда во двор возвращались. А один раз не вернулись. Видно другие утки над нами пролетали, прокричали им, вот они за ними в теплые края и подались.
— А что сосед? — спросил Панкрат.
— Что сосед… Пришла через неделю его жена за сметаной, утят увидела, я ей все рассказал. Она ушла, а через десять минут сам сосед пришел, бутылку водки принес, прощения просил. Ну вот и вся история.
— Иван, — сказала баба Настя, — а ты еще про волка расскажи.
— А с волком так получилось. Было это три года назад, аккурат в Яблочный Спас. Лето жаркое было, все высохло. Выхожу во двор, слышу за забором кто-то жалобно скулит. Прямо как собака. Подхожу, смотрю, у забора волк лежит. С виду нестарый, но худющий, все ребра наружу. Смотрит на меня жалобно, глаза мутные, поскуливает. А у нас как раз дома картоха варилась, ну я в миску наложил, маслом полил, сала подрезал, хлеба накрошил, в другую миску воды налил, принес ему под морду сунул. Он все секунд за пять съел, воду выпил, на бок упал и глаза закрыл. Ну, думаю, помрет скоро, тут я его и закопаю.
Старик отломил кусок печенья долго жевал его, запил чаем, продолжил:
— Весь день лежал, я подходил проверить — не помер ли? Нет, глаза закрыты, но дышит. А на следующий день подхожу, а его нет — в лес ушел. С тех пор я волков не боюсь. Сейчас, наверное, в лесу его дети бегают, должны они помнить, как я их отца спас.
— Да уж… — сказал Никита. — Вот это история.
— Ваши жены, небось, беспокоятся? — спросила баба Настя.
— Перед вами два холостяка, — засмеялся Панкрат. — Не закоренелых, но вот так получилось.
— И что, вас в Москве никто не ждет? — продолжала допытываться баба Настя.
— Панкрата ждут, — сказал Никита. — Панкрат, тебя Наташка точно ждет, она к походу на Соловки готовится, сейчас наряды покупает.
— Ну да, — развеселился Панкрат. — Я к тебе ехал, она звонит. Спрашивает, какого цвета ей непром покупать — желтый или голубой?
— Что такое непром? — спросил старик.
— Непромокаемая куртка, но яхте незаменимая вещь. Я и говорю, желтый, это хорошо для безопасности. А голубой тебе больше пойдет.
— И что? — спросил Никита.
— Сказала, что купит голубой.
Все засмеялись.
— Ты не сказал, что уезжаешь? — спросил Никита.
— Сказал, что уезжаю на пару дней выручать Макса. Просил не говорить об этом Варе.
— Варя, это кто? — перебила его баба Настя.
— Сестра Макса, они с Наташей подруги, — сказал Никита.
— Вот она и будет волноваться.
— Она привыкла, что он по всему свету болтается.
— Наташа спросила — куда, — продолжил Панкрат, — я сказал, что сам не знаю, Никита дорогу покажет.
— А что эта Наташа, красивая? — спросила баба Маша. — Ты мужчина видный, у тебя жена должна быть красавицей.
— Брюнетка, умница, красавица, — улыбнулся Панкрат. — С другими не общаюсь.
— А где работает, — продолжала выпытывать баба Настя.
— Точно не знаю, кажется в рекламном отделе какой-то фирмы.
— Она — начальник отдела, — сказал Никита. — Неплохо зарабатывает, свободный график. Ты за нее держись, она баба неплохая. Я ее сто лет знаю, могу только хорошее про нее сказать.
— Ладно… — смутился Панкрат. — Поживем, посмотрим. Спасибо за обед, — сказал он вставая. — У вас хорошо, но траншея сама не выкопается.
Уже в дверях, полностью одетый, он спросил:
— Дядь Вань, а ты вчера вечером ничего необычного не видел? Ну, кроме волков и грозы.
— Да я на волков внимания не обращаю, — сказал старик. — А гроза… видел такое раньше. Я однажды даже северное сияние видел. Давно, правда, это было. А так, что тут необычного. Про лешего бабка выдумала, ей что-то померещилось, вот она и рассказывает с каждым разом все страшнее, чтоб самой испугаться.
Стемнело. Панкрат посмотрел на часы, снял перчатку, ладонью вытер лицо.
— Шабаш! Я посчитал, прошли сто тридцать шагов. У меня шаг семьдесят сантиметров… — он на секунду задумался. — Ровно сто метров прошли. Завтра выйдем на открытое место, там быстрее пойдет.
Тропу на улице наполовину занесло снегом. Они подошли к дому, где жил больной дед. Сугроб у его стены доходил до самых окон. Дуга качелей исчезла под снегом, ель на углу казалась белым огромным конусом с редкими темными полосками.
— Что-то тут не то, — Никита остановился, показал на крыльцо. На нем лежал упавший навес, но сбоку от крыльца в сугробе явственно виднелись следы. Точнее, не следы, а полузанесенная снегом тропинка, как будто кто-то пробирался через сугробы, чтобы добраться до входной двери. Через сломанную калитку тропинка тянулась к улице, но чем дальше она была от дома, тем сложнее ее заметить — ветер на улице как будто специально постарался ее скрыть.
— Утром
