Первое поле - Александр Васильевич Зиновьев

вода. Они получались как пышки, оладьи или, если постараться раскатать, то тонкие лепёшки. Их надо было тут же съедать, потому как очень скоро черствели. Но хлеб из Чуда был уже настоящим хлебом. Чтобы получилось тесто, надо на глаз набрать из мешка муки, из других – соли и сахара. Дрожжей и немного сахара и толику муки насыпать в миску, залить тёплой водой и опять же не ошибиться в количестве. Это должно стать опарой. Приготовить ведро для будущего теста. В это чистое эмалированное ведро набрать уже остывшей после кипячения воды с полведра и в первую очередь туда запустить опару, затем, помешивая, сыпать муку с сахаром и солью, размешивать её до однородной массы. И, когда опять же на глазок эта болтушка окажется подходящей, ведро надо так закутать (Матвей использовал телогрейку), чтобы тепло в нём заставило дрожжи бродить и вместе с тестом раздуваться. Сотворив всё это с мукой и дрожжами, Матвей переключился на банный костёр. Уже можно было растаскивать угли, чем Матвей и занялся, почти обжигаясь от жара камней. Через часа полтора Матвею стало интересно, как там у него тесто поднимается. Матвей пришёл на кухню, и вовремя. Тесто уже подняло крышку ведра и вот-вот стало бы падать на стол, так много его поднялось. Пришлось по-быстрому вымыть руки и запихивать эту шапку обратно в ведро, а она не очень-то и хотела. А ещё надо было немного масла подсолнечного налить и размешать. Побившись с этой опарой, Матвей ещё отвлёкся на баню (угли убирать) и достал и поставил на стол эти чудо-кастрюли. Тесто снова стало бунтовать и вылезать, пришлось применять силу. А ещё приготовить место на костре на кухне. После чего, отрывая от теста подходящие куски его, выкладывал на посыпанную мукой разделочную доску, лепил из теста большой крендель, точнее большое кольцо, соединял его по размеру Чудо-кастрюли и, смазав маслом донышко, выкладывал самодельное колечко на дно. Накрывал крышкой и отправлял на угли. Дело несложное. А на другом костре повесил на перекладину три ведра с водой – греться для бани. В общем, набегался, но всё шло как-то правильно!

Затем принялся из большой кучи веток лиственницы выбирать те из них, что разлапистее, и укладывать комлем к камням куба по кругу. Выложил первый слой, второй стал выкладывать поперёк, третьим уже мелкие ветви, чтобы помягче, – получилась такая почти перина из веток. Справившись, посмотрел на часы: шёл пятый час. Хлеба на углях как будто созрели. Матвей надел рабочие рукавицы, взял Чудо-кастрюлю за бок и вытряхнул готовый хлеб на стол. От хлеба так вкусно пахнуло жаром и настоящим хлебом, что еле удержался, чтобы не оторвать кусочек, но слюни сглотнул. Накрыл хлеб полотенцами, чтобы он пришёл в себя. Первыми вернулись Игорь Молнар и рабочие. На базе стало шумно и хлопотливо. Оценив Матвееву работу, Игорь Александрович позвал своих рабочих ставить над камнями большую шестиместную палатку. Она была без дна, поэтому её надо было растянуть над сложенным кубом, дверями к реке, подставить опорные берёзовые колья у входа и у задней стенки. Как только палатка стала и её, приставив снаружи по углам и по центрам колья, натянули, внутри стало, как в бане, жарко. Вернулись два отряда с Ниной и Зоей. Было слышно, как они на кухне оценили хлеба, спустились к реке, к палатке. По очереди заглянули внутрь.

– Ох, ничего себе натопили, – удивилась Нина. – Сгорим же!

Зоя засмеялась и подытожила:

– Я не для этого институт заканчивала, чтобы на работе и сгореть. – И через паузу договорила: – В бане, лучше уж на шурфах…

Вернувшийся из маршрута Гаев, оценив всё сделанное на базе, громко спросил:

– Кто отважится первым?

Почему-то никто на это и слова не молвил, и тогда Гаев распорядился мужикам мыться первыми. И, пока в палатку заносили вёдра с горячей водой, вешали на костёр следующие греться, начальник партии вынес из своей палатки радиостанцию: оказывается, надо было выходить на связь. Матвей только в начале поля один раз видел, как Константин Иванович разговаривал с центральной базой, нажимая на широкую кнопку на треугольной коробке, из которой к наушникам шли два толстых чёрных провода. А эта коробка с кнопкой, Матвей позже узнал – называется тангеткой. И в ней по центру встроен сам микрофон, чёрного цвета, с тремя круглыми отверстиями. Гаев ввернул на торчащий из радиостанции штырь высокую антенну, включил тумблером технику, и вскоре все, кто был рядом, услышали:

– База, база, я тринадцатый. База, база, я тринадцатый. Перехожу на приём. – Гаев отпустил рычаг на тангетке, тем самым переключив станцию на приём, слушал эфир. На третий раз база отозвалась, и Константин Иванович передал совершенно короткий текст:

– База, я тринадцатый! У нас все живы-здоровы. Работы идут по плану. Нам что есть? Понял, спасибо, конец связи.

Чтобы не смущать мужскую часть партии, девушки громко объявили, что прячутся по палаткам, и баня началась. Матвей был при кухне и только слышал, как из палатки неслись охи и ахи, и видел, как из банной палатки друг за другом выбегали нагие, красные, орущие ребята и со всего маху бухались в воду. Во второй партии досталось мыться и Матвею. Он разделся у себя в палатке и, глядя на блаженное и красное лицо Анатолия, спросил, как там. Толик лежал на спальнике в чистой майке и трусах и на вопрос только что и сумел, так это поднять большой палец.

Войдя в банную палатку, Матвей с ходу понял, почему Толик смог показать только большой палец. В палатке стоял изумительно сильный запах хвои и смолы. Запах и жар (а Матвей первым сунулся в палатку) остановили у порога юного рабочего. Матвей присел на корточки, тут же почувствовал совершенно волшебную мягкость веток листвянки под коленями. Как будто это были не те в основном жёсткие ветви, за которые цеплялась одежда на маршруте, а как будто зелёная вата лежала под ногами и коленями. Матвей так на коленях и пошёл дальше, держа в руках ведро с горячей водой и мыло с мочалкой. За ним также вприсяд вошли Игорь Александрович, Вася Кочергин и Сыроежкин. На корточках или на коленях было сносно. Все распределились вокруг жаровни, приноровившись к обстановке. Матвей налил в таз и горячей, и холодной воды. Всё тело взмокло. Пот почти ручьями стекал по коленям на ветви. И Матвей, не выдержав, спросил у Игоря Александровича:

– Игорь Александрович, я сейчас испарюсь? – на что услышал:

– Матвей, в бане все равны, так что без Александровичей, но