Загряжский субъект - Василий Афанасьевич Воронов
Она нажала кнопку и велела секретарю позвать Врубеля.
Бритая голова финансиста учтиво накренилась с порога.
– Какой сегодня день, Михаил Исаакович?
– Двадцать второе июня.
Врубель бесстрастно ждал указаний, но указаний не было.
Эвелина молча и, не стесняясь, внимательно рассматривала непроницаемого человека. Она зажала карандаш между пальцами и задумчиво вертела им перед носом.
– Почему вы всегда в черном?
– Привычка.
– А на праздник что вы надеваете, на день рождения, например?
– У меня не бывает праздников, – тихо ответил Врубель.
Эвелина смотрела в его глаза, пытаясь заглянуть поглубже. Но лицо Михаила Исааковича было чисто и невозмутимо, как и его бритый череп.
– Ну это вы зря, у человека должны быть праздники.
Врубель молча пожал плечами. Эвелина наступала.
– Чем вы занимаетесь в свободное время?
– У меня нет свободного времени.
– Совсем?
– Совсем.
– Ну, этого не может быть! – принужденно засмеялась Эвелина. – Чем же вы заняты?
– Работа, – неохотно ответил финансист. – Я всегда беру работу домой.
– Так вы быстро состаритесь! – Эвелина даже рассмеялась от удивления. – Лошади, и той нужен отдых. Вы вполне заслуживаете, чтобы поехать куда-нибудь по путевке, взять машину на выходные наконец…
Врубель поднял веки и с благодарностью глянул прямо в глаза Эвелине. За всю долгую службу ему никто не говорил таких слов. Она смутилась. «Однако я ничего не знаю о нем. А ведь любопытно… Умен, скромен, симпатичен, можно сказать…»
– Сколько вам Гаврила Фомич платит?
Врубель назвал сумму. Эвелина удивилась.
– Девчонку, Зинку, он больше ценит. Это не справедливо. Я вам буду платить отдельно, вы заслуживаете.
Михаил Исаакович склонил голову и не сдержал благодарную улыбку.
– И еще. Я запрещаю вам брать работу домой.
– Не могу, привычка, – тихо возразил Врубель.
Эвелина задумчиво вертела карандашом и продолжала внимательно разглядывать коллегу.
– Гм… – вы не такой как все.
Под ее настойчивым взглядом Врубель позволил себе улыбнуться и сказать больше обыкновенного.
– Когда я уезжал на учебу в Харьков, а мы жили в пригороде, в местечке, бабушка моя Рахиль Львовна сказала так: «Мойша, ты едешь к чужим людям и должен учиться, как все, только немножко лучше. И работу должен держать, как все, но немножко лучше. Тогда будешь жить». Бабушка благословила меня и вскоре умерла. Я всегда делал, как учила бабушка, очень была разумная женщина. Поэтому я не такой, как все.
Михаил Исаакович смутился, что сказал лишку, и почтительно умолк. В глазах Эвелины заплясал огонек.
– У меня день рождения, Михаил Исаакович…
– Я знаю.
– Вот как! – удивилась Эвелина. – Почему же не поздравите?
– Вас еще не поздравил Гаврила Фомич, – бесстрастно возразил Врубель. – Нельзя вперед его…
– Почему нельзя! – Эвелина в сердцах переломила карандаш. – Кто сказал, что нельзя! Вы смеетесь! Я хочу, чтобы вы сейчас же поздравили меня!
Эвелина в гневе даже топнула ножкой. Врубель бесшумно исчез за дверью и тут же появился с букетом слегка подвявших тюльпанов. Эвелина надула губы и даже не взяла цветы в руки.
– Это отдайте секретарше. Я хочу, чтобы вы подарили мне. – Она задумалась на минутку, в желтых выпуклых глазах опять заплясал огонек. – Я хочу, чтобы вы подарили мне… красный шелковый халат с золотыми павлинами!
Врубель склонил бритую голову и удалился.
Появился он через два дня с коробкой, перевязанной красной ленточкой, и с белыми голландскими розами. Улыбнулся шире обычного.
– Поздравляю!
В коробке был красный шелковый халат с золотыми павлинами на полах. Эвелина развернула его и ахнула.
– Не может быть!
Врубель понял это по-своему.
– В Москву летал, вы поставили трудную задачу…
– Да я пошутила, дурак! Дурачок! – Эвелина так весело расхохоталась, как не смеялась давным-давно. – Спасибо, голубчик, ты просто сказочник! Приходи ко мне вечером на чай.
Врубель не без робости явился в назначенное время. Горничная встретила его и провела в столовую. В доме никого не было. На столе стояли закуски, фрукты, водка, шампанское. Эвелина в красном халате с золотыми павлинами быстро вышла из боковой двери. Она смотрела на Врубеля счастливыми глазами, на губах играла смешливая улыбка. Она вплотную подошла к Михаилу Исааковичу, не сводя с него немигающего взгляда, распахнула халат и заговорщицки прошептала:
– Нравится?
Маленькие груди и темный мысок под животом слились в глазах Врубеля в сплошное красное пятно. Он зажмурился. Эвелина осторожно взяла в руки гладкую выбритую голову Михаила Исааковича, крепко прижала к мягкой прохладной груди и поцеловала его в твердое темя.
– Ну вот мы и познакомились поближе… Не побоишься Гаврилы Фомича?
Врубель дрожал всей кожей.
– С вами я никого не боюсь.
13
– Зинка!
У раскрытой двери кабинета гыгыкал, как когда-то на краснодарском вокзале, высокий, худой, усатый парень.
– Иванчик!
Зинаида вскрикнула, выскочила из-за стола, схватила парня за руки.
– Цыган! Дурко! Мазурик!
– Зинка! Бандурша!
Иванчик хлопнул себя по ляжкам и лихо пошел вприсядку по кабинету. Из-за двери на них удивленно смотрели секретарша и ребята-компьютерщики. Заглянул Гаврила Курлюк, ухмыльнулся снисходительно.
– Через забор перелез твой Будулай. Охранники хотели угостить как следует, да я выручил. Но это первый и последний раз, учти, цыган!
Зинаида накормила Иванчика в столовой и позвала в свою квартиру, чтобы поговорить без посторонних. Цыган ходил по комнатам и присвистывал от удивления.
– Шикарная хата! – Он уже не балакал, как раньше, и голос был густой, грубый, совсем как у батьки Карпо. – Это все твое?
Иванчик оценивающе трогал кожаную мебель, книжные шкафы, компьютер, большой телевизор, столик на колесах, крутящиеся кресла, высокие китайские вазы, цветущие деревья в кадках.
– О! Тут богато денег закачано!
Зинаида молча кивала не без хвастливого торжества, она явно поддразнивала Ивана.
– У вас бы точно не заработала.
Иван согласно поцокал языком, его большие черные, как сливы, глаза поскучнели.
– А я, Зинаида, сбежал из дома насовсем.
– Что случилось?
– Совсем плохо случилось, под колесо попали Хомутовы.
Иванчик, как мусульманин, сложил ладони лодочкой, вытянул длинную шею, выразительно подвигал кадыком и прошептал трагически:
– Совсем под колесо…
Зинаида долго не могла добиться, что именно произошло, Иванчик только потерянно цокал языком, мотал головой и твердил: «Худо! Все пропало! Совсем карачун!» Он ходил по комнате,
