Валерий Брумель - Не измени себе
- Так, так, так... Еще чуть-чуть... - кряхтел шеф.
- Опа! - выдохнул ученик.
- Ничего не "опа"! - отозвался Калинников. Оба уже вспотели. - Все равно сейчас она у нас, родимая, встанет. Никуда не денется... Опа! Опять, черт, нет! Все, - вдруг очень спокойно произнес он. - Готовьте аппарат, я пока зашью.
Аппарат устанавливали примерно час. Как и мне, девочке пронзили кость спицами, скрепили их кольцами и стержнями.
Наконец Калинников опустился на стул, чуть ли не театрально сложил на груди руки и придирчиво поглядел на свою работу. Потом сказал:
- Еще одну спицу надо!
- Как же? - произнес Полуянов. - Уже все... Поставили!
- Ничего не все. Угольничек приспособим. Есть угольничек?
- Сейчас принесу, - сказала сестра.
Я уже пообвыкся, стоял рядом.
- Я вам дырочку хотел показать... Теперь только шов. Видите, какой маленький? А при таких операциях все бедро вот так - треугольником разрезают. Чтобы видеть, где кость перерубить.
- А вы как же?
- Наловчился! Потом снимок есть. Косметично очень - правда?
Этот удивительный человек только что подправил саму природу. Она родила девочку уродом, он сделал ее нормальной. Если вдуматься - произошло чудо! Калинников совершил его так естественно, основательно и просто, как будто смастерил табуретку.
Операционная сестра принесла угольник.
Он прошел к столику с инструментами, положил железку на край и сильными, точными ударами молотка чуть подогнул ее. Примерив угольник к аппарату, доктор вновь отошел, застучал по нему еще сильнее. Подняв ко мне глаза, он улыбнулся:
- Недаром же меня слесарем обзывали! Верно?
Угольник наконец подошел. Полуянову Калинников сказал:
- Давай спицу.
Он наставил острие спицы на определенное место ноги, нажал под столом педаль. Спица легко прошила бедро, показалась с другой стороны. Калинников отломил лишний отрезок кусачками, скрепил спицу железным угольником с аппаратом, закрутил гайками.
Анестезиолог спросила:
- Будить можно?
- Давайте, давайте, - согласился Калинников.
Он двумя руками пошевелил аппарат на ноге девочки.
Я поинтересовался:
- Монолит?
- Точно! - засмеялся он. - Смотрите, запомнили!
Полуянову он сказал:
- Давай ноги проверим.
Шеф и ученик свели ноги больной вместе.
- Ага! - воскликнул Калинников. - Теперь даже на сантиметр длиннее здоровой! Ну, это ничего, это даже хорошо... Стопчется.
Он свернул голову набок и как бы полюбовался конструкцией.
- Ой... - тихо донеслось из-за занавески. - Ой... ой, больно...
Калинников улыбнулся:
- Проснулась, спящая красавица... Ничего, ничего, зато посмотри, какие у тебя ноги теперь ровные!
- Ой... - продолжала стонать девочка.
- Будешь стонать, - строго произнес доктор, - все обратно сделаю!
Она сразу затихла.
- Ага, - сказал он, - значит, не так уж и больно! А ты посмотри, посмотри! - Калинников отдернул занавеску. - Не нога теперь, а красавица! Приподнимите ее немного.
Девочку приподняли за плечи, она тотчас отыскала глазами свои ноги.
- Ой, это правда, Степан Ильич? Неужели это правда?
- Правда, правда, - сказал Калинников. - Правдивей не бывает!
И пошел из операционной.
Глядя на свои ровные ноги, девочка заплакала.
С каждым днём я все больше прикипал душой к своему доктору. "А ведь он меня уже наполовину вылечил! Хотя бы тем, что я к нему привязался. По-человечески... Со мной такого еще не случалось".
Ученики и соратники уважали Калинникова, преклонялись перед ним, но это не мешало им показывать зубы, когда того требовали обстоятельства. Их любовь не была слепой. Я открыл это, когда попал на партсобрание.
Полуянов был парторгом, он и открыл его.
- На повестке, по сути, один вопрос: уход нашего директора в творческий отпуск для написания большой капитальной монографии. Степан Ильич уже неоднократно отказывался от отпуска, объясняя это тем, что у него много больных. Давайте без протокола и голосований... Кто что по этому поводу думает - высказывайтесь!
Сам Калинников находился за столом, опять что-то чертил на бумаге. (Как позже выяснилось, он все время обмозговывал новую конструкцию аппарата.)
В кабинете повисла тишина, выступать никто не изъявлял желания.
- Ну тогда я! - снова поднялся Полуянов. - Первое: мы уже давно привыкли, что Степан Ильич занимается буквально всем. Что ему положено и не положено, что обязаны делать за него другие.
- Например? - не отрываясь от чертежа, спросил Калинников.
- Примеров много. Вот! - Он указал на Красина. - Вы, например, полностью подменяете работу зама по научной части.
Красик робко кивнул.
- Конкретней, - произнес Калинников. По всему было заметно, что этот разговор ему неприятен.
- Да во всем! - вдруг встал сам Красик. - Вы даже мою переписку с другими институтами проверяете!
- Ну и что же? Все письма должны составляться грамотно.
Заместитель по науке обиженно отозвался:
- До вас я их написал целую тысячу. И полагаю, что звания профессора для этого вполне достаточно. А вы хотите, чтобы все было только по-вашему!
Калинников промолчал.
Полуянов добавил:
- Или из-за какой-нибудь чепухи вы вместо завхоза можете полчаса отчитывать шофера. А пообедать, говорите, времени нет. На ходу хватаете куски. Не можем же мы вас из ложки кормить!
Шеф буркнул:
- К делу это не относится.
- В общем, так. - Полуянов обернулся к присутствующим: - В приказном порядке, как коммуниста, как руководителя, как... не знаю еще кого, наша партийная организация должна заставить уйти Степана Ильича в длительный творческий отпуск. Какие еще предложения?
Опять встал Красик.
- Обижайтесь, не обижайтесь... - проговорил он, - но я, Степан Ильич, солидарен с Полуяновым. Я вас понимаю. Вы столько лет добиваетесь самостоятельного института, естественно, вас волнует каждая мелочь. И все же я не могу полностью одобрить ваши действия. Например, им... - Красик указал на группу молодых хирургов, - что им делать с теми больными, которые хотят оперироваться только у вас? Не знаете? А я вам честно скажу: прежде всего, в этом виноваты вы!
Калинников поднял глаза.
- Да, да! Вы! Тем, что вы все хотите делать сами, вы портите сотрудников! Вы не приучаете их к самостоятельности! Скажу больше: не скоро, но постепенно при подобной манере работать вы вообще перестанете доверять коллегам!
Красик показал на одного из врачей.
- Почему вы ему не даете оперировать?
Доктор ответил:
- У него получилось неудачно.
- Да, он не совсем точно составил костные отломки. Потом вы все исправили.
- Вот именно, - подтвердил шеф.
- Что "именно"? - возмутился Красик. - Ведь когда-то ему надо было начинать! Нет, Степан Ильич, вы просто начинаете побаиваться. Вдруг еще неудача, и институт первой категории полетит в тартарары! Так?
Калинников молчал.
- А им, молодым, на это наплевать. Им надо работать! Поэтому они и начинают подумывать об увольнении.
- Кто? - сразу встрепенулся шеф.
- Сами потом узнаете. Но помните, Степан Ильич: если люди разбегутся, а институт построят, вот тогда вам действительно придется тащить всю эту махину самому.
Красик опустился на стул.
Калинников глядел в стол, ничего не отвечал.
- Или эти ваши вечерние больные! - В атаку пошел уже кто-то из молодых. Почему вы не можете им отказать?
- Неправда! Я всем отказываю в лечении, но не отказываю в консультации. Это мое право!
Полуянов устало произнес:
- Степан Ильич, возьмите карандаш и подсчитайте, сколько времени вы тратите на эти вечерние консультации. Каждый день с семи до одиннадцати-двенадцати ночи. Да вы только за эти часы могли бы написать две, а то и три монографии. Нам нужен основательный теоретический труд, а не просто статьи. Только поэтому на вас нападали и продолжают нападать противники! Это ваше самое уязвимое место! И вместе с вами - наше!
Калинников тяжко вздохнул.
Красик напомнил:
- Нельзя, Степан Ильич, все делать сразу. Надо выбирать главное и чем-то жертвовать.
- То есть больными?
- Если хотите, то да! - ответил Полуянов. - Вы постоянно твердите, что наш метод должен получить повсеместное распространение. И так будет, я верю. Но только после двух-трех ваших печатных трудов. Вы сами прекрасно понимаете, что все хирурги-травматологи к нам на учебу приехать не смогут. Им нужны книги. Только в этом случае наше дело сдвинется по-настоящему. А что касается больных, то вы один за год можете вылечить их не больше трехсот. Но сколько за тот же год станет здоровых, когда нашим методом начнут лечить людей по всему Союзу тысячи врачей?
К конкретному результату собрание не пришло. Калинников пообещал, что о творческом отпуске подумает и сообщит в ближайшее время. Все разошлись.
Опершись локтями о край стола, Калинников надолго уставился в одну точку. Глядя на него, я вспомнил пословицу: "Кто больше умеет, с того больше спрос". Справедливо ли это?