Валерий Брумель - Не измени себе
Ко мне обернулся Красик и негромко сказал:
- А у нас он обошелся всего в 1020 рублей.
- Ну, все! - проговорил Калинников. - Можете быть свободны.
- Товарищ профессор, разрешите вернуться на трудовую вахту?
В тон ему Калинников ответил:
- Разрешаю!
Юрасов развернулся и, чеканя шаг, двинулся к выходу.
Очередной ассистент начал:
- Представляется Кропотова...
- Стоп! - сказал Калинников. - Вы что, русского языка не понимаете? Я же предупредил: эту Кропотову обсуждать на хирургическом совете нельзя.
Ассистент обернулся на Полуянова. Тот произнес:
- Но ведь мы ее уже обследовали, Степан Ильич.
- Нет! - прикрыв веки, Калинников упрямо замотал головой. - Она что? Уже закончила свое лечение в этом... в Челябинске?
- Нет, - спокойно отозвался Красик. И поправил: - В Тамбове.
- Так какое мы имеем право направлять свое заключение в Челябинск?
Заместитель по науке рассудительно ответил:
- Но нам никто не может запретить его направить. - И снова поправил: - В Тамбов.
- Нет! - в третий раз произнес Калинников.
Один из врачей, Хрумин, поддержал шефа:
- Степан Ильич правильно говорит. Мы не имеем на это морального права. Это неэтично.
- Минутку, минутку! - поднялся Красик. - Вот я, на минуточку закрыв глаза, сейчас очень четко представляю себя в роли этой больной из Челябинска.
- Тамбова, - поправил Калинников.
- Ну да, - согласился Красик. - И что же получается? Я, эта больная, лечась уже третий год, перенесла две операции, толку никакого, я, естественно, начинаю сомневаться: а правильно ли меня лечат? - Красик неожиданно обратился ко мне: - Вам это лучше известно. Скажите, верно я говорю?
Я кивнул.
- Дальше, - продолжал он. - Я, эта больная, приезжаю сюда, прошу, чтобы меня обследовали и дали заключение. Мне говорят: лечат вас неправильно, но подобного заключения мы вам дать не можем. Это, видите ли, неэтично! Так какое мне дело... - вдруг впервые повысил он голос, - какое мне дело до всей этой вашей этики? Зачем я сюда приехал?
- Приехала, - уточнил Калинников.
- Да, приехала, - поправился Красик. - Чтобы меня по-прежнему калечили?
Калинников посоветовал:
- А теперь так же, на минуточку закрыв глаза, представьте себя травматологом из этого... - он обернулся к ассистенту: - Откуда она на самом деле?
Тот спокойно ответил:
- Из Караганды.
Заместитель по науке сразу согласился:
- Пожалуйста! - И прикрыл веки.
- И что? - спросил Калинников.
Не открывая глаз, Красик ответил:
- Пока ничего такого не вижу!
Хирурги дружно захохотали.
- А должны увидеть... - Калинников не засмеялся, - что после нашего заключения он может обидеться и вообще отказаться лечить эту больную...
- Ну и что? - проговорил Полуянов. - Это, по крайней мере, лучше, чем уродовать ее дальше.
- ...или направит ее к нам, - не обратив внимания на его реплику, продолжал Калинников, - где ей придется ждать несколько лет. Вы меня поняли?
Он посмотрел на Красика и Полуянова.
- Степан Ильич абсолютно прав! - произнес Хрумин.
Калинников добавил:
- Потом, мы не Москва, чтобы давать указания.
- А что я вам все время говорю? - сразу взвелся Красик. - Институт надо строить в Москве, а не здесь! А вы не слушаете! Поэтому мы всегда будем наталкиваться на нашу пе-риферийность!
Калинников раздраженно ответил:
- В Москве мы только тем и будем заниматься, что постоянно улаживать чересчур сложные отношения столичных травматологов к нашему методу. Вам ясно?
- Почти, - откликнулся Красин. - Но что все-таки с этой Кропотовой?
- Ничего! - резко отозвался шеф. - Пусть войдет! Но запомните: в первый и последний раз!
Тот улыбнулся и заверил:
- В самый последний, Степан Ильич!
Ассистент направился за больной.
- Погодите! - остановил его Калинников. Он повернулся ко мне. - Извините, женщине предстоит раздеться, а вы все-таки не врач. Потом, пора отдыхать.
Я послушно покинул кабинет.
Вернувшись в палату, я лег на койку, надолго прикрыл глаза. Передо мной заново прошла череда тех больных, которых я увидел на хирургическом совете. Подумалось: "Неужели так можно любить людей, как этот врач? Безответно. Если честно, то людей я научился только побеждать. Видимо, поэтому я такой и маленький в сравнении с этим человеком".
Странно, но от этой мысли мне стало легче. Я словно умыл душу.
На другой день я надел бахилы (одну поверх аппарата), повязал до глаз марлевую повязку. Присев на край подоконника предоперационной, опять стал наблюдать за Калинниковым.
Он готовился к очередной операции. В брюках, колпаке, тоже в бахилах, в какой-то детской распашонке и с большими черными усами, доктор выглядел очень смешно. Неподвижно склонившись над тазом, он смачивал руки в каком-то растворе. Позади застыла медсестра. Она держала наготове стерильный халат. Не оборачиваясь, Калинников вдруг спросил ее:
- Холодильник купили?
- Ага, - улыбнулась девушка.
- Сколько стоит?
- Двести восемьдесят.
- "Юрюзань"?
- Ага!
- Не вздрагивает?
- Нет, у меня нет.
- А жене вот не повезло.
Калинников выпрямился, протянул сестре руки, чтобы она надела рукава халата. Она ловко это исполнила, за спиной завязала тесемочки. Доктор широко растопырил толстые сильные пальцы, давая им высохнуть. Девушка тем временем нацелила ему на лицо марлю. Калинников согнул локти, по-прежнему с растопыренными пальцами направился в операционную.
Обвиснув подмышками на костылях, я поместился в дальнем углу операционной. На столе лежали одни ноги. Голова и грудь девочки (я знал, что ей четырнадцать лет, что у нее врожденный вывих тазобедренного сустава) были отгорожены занавеской. За пологом трое анестезиологов молча совершали свое дело. В операционной стояла тишина, слышалось дыхание больной - ровное, спокойное. Она спала. Калинников остановился, некоторое время рассеянно смотрел на ее ногу. Рядом все та же медсестра держала наготове теперь уже резиновые перчатки. Доктор быстро надел их, высвободил из-под марли свой крупный нос, чуть попружинил на носках и как-то неуловимо переменился. Движения его стали чуть небрежными, но одновременно очень точными, артистичными.
- Снимок где?
- Сзади вас, - ответил ему Полуянов.
Он ассистировал и стоял с противоположной стороны стола. У железного столика замерла операционная сестра - она приготовилась подавать инструменты.
Калинников коротко глянул на рентгеновский снимок, что висел позади него на прищепке, на бедро девочки, опять на снимок и, присев на круглый железный стул, сказал:
- Поехали.
Операционная сестра сразу подала ему скальпель, я воздел глаза к потолку. Через секунду донеслось:
- Ты тяни, но не так же! Промакнуть!
Я посмотрел на стол. Операционная сестра вставила в длинные ножницы кусок ваты, подала Калинникову. Он сунул ее куда-то вглубь, вернул обратно. Вата была красной. Операционная сестра разжала ножницы, сбросила вату в таз, тут же вставила свежую.
- Промакнуть! - опять произнес доктор.
- Молодец! - вдруг за что-то похвалил он Полуянова. - Все-таки иногда кое-что соображаешь!
Торчащий из-под марли нос, глаза, лоб Калинникова как-то подобрели.
Я снова поймал себя на том же ощущении, что и во время своей операции он какой-то домашний и сидит сейчас не на железном стуле, а в собственной квартире на диване.
- Долото! Не это, чёрное.
Полуянову он сказал:
- Пошире, пошире... И не наваливайся, как медведь!
Он быстро сунул долото внутрь ноги (вероятно, в разрез) и, буквально выхватив, у помощницы молоток, стал сильно, коротко ударять по долоту.
- Опа! Опа! Опа! Фух, надо же какая крепкая! Где все-таки черное долото?
Операционная сестра молчала.
- Промакнуть!
В третий раз Калинников обернулся на рентгеновский снимок, затем сам протянул руку и взял молоток потяжелее. Секунду подумав, спокойно тюкнул им два раза.
- Порядок.
Как я догадался, девочке разрубили бедренную кость.
- Вот, идите сюда! - вдруг позвал меня Калинников. - Посмотрите, какую мы дырочку маленькую делаем.
Не решившись подойти к столу, я смущенно попросил:
- Я потом... можно?
- А, ну да, ну да! - понимающе улыбнулся доктор. Полуянову он сказал: Приводи теперь.
Тот стал осторожно соединять больную ногу со здоровой.
- Стоп! Давай вниз! - Калинников поднялся и вместе с ним стал давить на бедро девочки. - Давай, давай... Эха! Еще, еще... Эха! Погоди, надо поправить, а то она у нас упадет.
Я наконец рискнул приблизиться. Операционная сестра строго произнесла:
- Вы мне с этой стороны не ходите!
Я обошел ее на своих костылях, заглянул за занавеску. Девочка была бледна, но дышала по-прежнему ровно, будто с ней ничего не происходило.
Калинников и Полуянов продолжали возиться с ногой.
- Так, так, так... Еще чуть-чуть... - кряхтел шеф.
- Опа! - выдохнул ученик.
