Валерий Брумель - Не измени себе
Я спросил:
- Зачем же вы меня так... жестоко успокаиваете? Допустим, я снова начну тренироваться. Затрачу массу воли, сил, нервов, энергии. Я это могу. Но если смотреть правде в глаза - тем, кем я был до катастрофы, мне уже никогда не стать.
Калинников молчал, ждал, что я скажу дальше.
- Два метра... Пусть два десять, ну, максимум два пятнадцать! Больше мне не прыгнуть! А два пятнадцать на международной арене - результат ниже среднего. Понимаете? Стоит ли из-за этого ломать копья?
- Стоит, - спокойно ответил доктор.
- Зачем? На посмешище?
Глядя в пол, Калинников сказал:
- Если бы я заботился о том, как я выгляжу в глазах окружающих, наверняка бы ничего не добился. Меньше надо думать о себе, больше о своем деле.
- Какое же это дело, если от него никому проку нет?
- Будет, - убежденно заверил доктор. - Если вы прыгнете хотя бы два метра, я первым стану преклоняться перед вами. Первым!
- Почему?
- Объясню... - Калинников некоторое время думал. - Когда я вижу таких упорных, целеустремленных людей, во мне возрастает психоэнергетический потенциал. Значит, я, говорю я себе, могу сделать еще больше! Казалось бы, наступил предел человеческих возможностей, а он его преодолел. Значит, и передо мной не должно существовать неразрешимых трудностей. И так все люди. Каждый проецирует ваши рекорды на свои собственные возможности, раздвигает их рамки. Иногда слышишь: чего в этом спорте мудреного? Ногами дрыгать? Не согласен! Это стимулятор. Большой стимулятор миллионов! А вы говорите - не дело!
Я молчал. Мне было неловко. Калинников добавил:
- Люди чаще нуждаются не в ногах и руках, а в духовной поддержке. Им нужно постоянно напоминать, что единственный выход из того или иного затруднения или несчастья - бороться с ними. Другого пути нам не дано. А вы, за судьбой которого следит масса людей, прыгнув свои два метра, очень поможете им в этом. Не изменив себе, вы преодолеете определенный барьер в сознании этих людей... Всего хорошего!
Он направился к дверям, но перед тем, как выйти, улыбнулся и сказал:
- Кстати, именно поэтому я вас и взял вне очереди!
Я вдруг понял, зачем люди во все века искали и продолжают искать пресловутый "смысл жизни". Не только ради истины. Нет... Для счастья... Человек, который только что исчез за дверьми, попросту подарил мне его...
Через полмесяца, ежедневно нахаживая до пяти километров, я стал передвигаться с одной палкой. Нога срослась, манипуляции с аппаратом были закончены, мою голень Калинников поставил на фиксацию.
- Выписать вас можно через две недели, но советую пробыть еще месяц. Не ради перестраховки, а для того, чтобы выйти от нас без палок, на двух собственных и не хромая.
Я не возражал. Наоборот, как многие больные, втайне я уже побаивался расставаться с аппаратом. С его помощью можно было не только двигаться, но и заниматься штангой. Правда, пока с малым весом. Но мне на первых порах хватало и этого - мышцы мои одряхлели, дыхание никуда не годилось. В небольшом спортивном зале при больнице я понемногу начал приводить себя в порядок: подскоки на одной ноге и приседания на двух, подтягивания, отжимания от пола, штанга, гантели, эспандер, резиновый бинт, стоячий велосипед. Я не представлял, как теперь обойдусь без аппарата.
В ежедневных тренировках незаметно минул месяц. Однажды под вечер в палату быстро вошел Калинников с медсестрой.
- Ну что? - весело спросил он. - Снимаем?
- Аппарат? А может, еще повременим?
Доктор нахмурился:
- Воля ваша, хоть всю жизнь в нем ходите. Только если я говорю пора значит, пора.
Я поинтересовался:
- Опять операцию?
- Да вы что? Мы прямо здесь, в две минуты!
Действительно, вся процедура произошла на моей койке. Я лег на спину, приподнял ногу с аппаратом, удерживая ее двумя руками. Калинников ловко раскрутил гайки, конструкция как бы обмякла и надавила на кость всей тяжестью. Доктор, понимая мои ощущения, успокоил:
- Сейчас... В момент!
Он привычно разъединил, затем снял кольца и стержни. Из голени во все стороны, словно металлический веер, торчали спицы. Калинников взял плоскогубцы. Я весь напрягся. Он улыбнулся:
- Что, уже больно?
- Пока не...
Не успел я договорить, как он резким сильным движением выдернул из кости спицу. Боли не было - все произошло в четверть секунды. Из отверстий засочилась кровь, медсестра тотчас замазала их йодом. Так же стремительно и безболезненно доктор вырвал остальные спицы. Не поддалась ему лишь последняя, так называемая, штыковая, с изгибом. Он зажал её плоскогубцами, развернул. Я поморщился.
- Ага! - глядя на меня, произнес Калинников. - Значит, встала!
И так дернул ее, что улетел к противоположной стене палаты, по пути сбил стул. Я захохотал, сам он тоже.
С аппаратом было покончено. Сестра облила ранки йодом и принялась забинтовывать ногу. Я глядел на свою голень, как на что-то отдаленно знакомое - такой целой я не видел ее три года!
- Теперь вставайте! Надевайте башмаки и вставайте.
И опять случилось чудо - впервые за три года я наконец, надел на правую ногу обычную туфлю!
- Поднимайтесь! Тяжесть распределите...
Калинников сидел передо мной на корточках.
- Ну что? Сломалась? - Он выпрямился и скомандовал: - Идите! До двери и обратно.
- Нет, - замотал я головой. - Не надо! Тогда она точно сломается!
- Идите!
Я не двигался. Калинников сзади чуть подтолкнул меня. Непроизвольный шаг оказался удачным - ничего страшного не произошло. Я изумленно обернулся на доктора.
- Да идите же, я вам сказал!
И я пошел. Дойдя до двери, открыл ее.
- Достаточно, - улыбнулся Калинников.
- Нет уж, - не согласился я и шагнул в коридор.
С каждым шагом я шел все смелее. Вдруг на всю больницу закричал:
- Ребята! Смотрите, ребята!
Из палат повалили больные с аппаратами.
- Вы видите? - кричал я. - Видите?
Через три дня я был в Москве. Сборная олимпийская команда Советского Союза отбывала в Мехико. Я приехал на аэродром проводить друзей.
Первой меня увидела Грекова. Она улетала с командой.
- Дмитрий! - воскликнула врач. - Ты?!
- Я.
- Без костылей?!
- Как видите.
- То есть у тебя все нормально?
- Абсолютно.
- Да-а... - протянула она. - А ведь у нас тоже был аппарат Калинникова.
- Что же вы его не применили?
- Ой, Митенька... Сложное это дело. Во-первых, никто толком работать с ним не может; а главное - он не нашего института. Чужой, понимаешь?
- Поэтому вы и говорили: "От добра добра не ищут". Верно?
- Я-то при чем? Ты лежал в моем отделении, но вела-то тебя не я!
- Не в этом дело... Что было бы, если бы я вас послушал? Сейчас бы я точно стоял перед вами на костылях, с укорочением в пять сантиметров. - Я добавил: Суть не во мне. В тех, кто поверил вам раньше и поверит в будущем.
Грекова опять неверяще оглядела меня с головы до ног. Чтобы она не сомневалась, будто вместо ноги стоит протез, я задрал брючину, показал ей голень. Врач изумленно помотала головой:
- И всего за пять месяцев?
- За четыре с половиной.
- Да-а...
Подошли ребята, среди них Звягин. Он пожал мне руку.
- Что теперь делать собираешься?
- Прыгать.
- Куда? В сторону?
- Попробую опять вверх.
- Дерзай, дерзай. Поглядим... Будь здоров! - И он пошел к самолету.
О прыжках пока не могло быть и речи. Надо было восстановить хотя бы половину прежней физической нормы.
Начал я заниматься еще в больничном спортзале. Дома продолжил - неуклюжие пробежки по квартире, затем на лестничной площадке. Через полтора месяца, когда я выглядел уже не так смешно, рискнул показаться на стадионе. Здесь, в привычной обстановке, я стал прогрессировать значительно быстрее.
Сына, как и обещал Людмиле, я взял к себе. Через суд. Сделал я это сознательно, чтобы впоследствии она не могла претендовать на него. Надо было учитывать ее вздорный характер.
Виктор вырос симпатичным, смышленым пареньком, но с хитринкой. Видимо, в меня. Ему исполнилось семь лет, с сентября он пошел в школу. Тетрадки, учебники, мешки для обуви, проверка уроков, ежедневный подъем в семь утра, готовка еды, стирка... - все легло на меня. Однако сына я баловать не собирался - в обязанность ему я сразу вменил уборку квартиры, мелкую стирку и самоконтроль. Сразу же я определил Виктора на плавание. Первые дни возил его в бассейн на машине, затем он сам стал ездить туда на автобусе. Я вовсе не собирался сделать из сына спортсмена во что бы то ни стало. Кем он потом будет - его дело. Единственное, что мне хотелось воспитать в нем, - это целеустремленность.
Я поступил в аспирантуру. "Психологическая подготовка прыгуна" - так назвал тему будущей диссертации.
Обо мне вновь принялись писать: "Буслаев на стадионе!", "Буслаев возвращается!", "Чудо доктора Калинникова", "Его новая высота".
Метод моего доктора получил еще более широкую огласку. Да и сам я в интервью больше говорил о Калинникове, чем о себе. Это было естественно - мы стали одним целым. Он поставил меня на ноги физически, я, опираясь на них, пытался подняться теперь духовно.