Сочувствую, что вы так чувствуете - Ребекка Уэйт
– Ты сейчас всех нас научишь, как правильно, да?
Или:
– А может, посмотришь за меня эту статистику? Ха-ха!
Такая глупость Майклу невыносима – все притворяются, будто он взрослый, хотя знают, что это не так. Потом отец усаживает его в кресло, освободив ему место сбоку на собственном столе, дает ему линованную бумагу и старую ручку и предлагает:
– Давай ты мне тут что-нибудь нарисуешь, ладно?
Майкл холодно смотрит на отца – похоже, тот забыл, что ему не пять лет, а двенадцать.
– Или напиши рассказ. – Под взглядом Майкла отец слегка смущается.
Майкл жалеет, что не захватил из дома ни одной книги – например, про вулканы, его любимую. Вместо этого он принимается записывать известные ему факты о вулканах, затем – о землетрясениях и цунами. На это у него уходит почти половина утра. Потом отец говорит:
– Ну, дружок, мы с тобой неплохо потрудились – выпьем кофе?
– Я кофе не пью, – бормочет Майкл.
– Знаю. Тебе я молочный коктейль возьму. Или чего-нибудь еще, чего пожелаешь.
На улице Майкл спрашивает:
– А девчонки где?
– Я их на весь день Карле передал. А у нас с тобой мужская компания, общаемся как отец с сыном, верно?
Майкл думает, что когда один сидит и записывает факты о вулканах, а второй рядом молча занимается своими делами и не обращает на первого внимания, это не похоже на общение отца с сыном, однако не исключено, что другие варианты еще хуже, поэтому он отмалчивается. Отец отводит его в кафе за углом, но молочных коктейлей там не подают, и отец берет для него апельсиновый сок, а себе капучино.
– Неплохо же, да?
Майклу не остается ничего иного, кроме как согласиться. Пока они сидят в кафе, отец задает всякие вопросы, например:
– Как в школе дела?
Или:
– Тебе понравились цветные смываемые маркеры, которые я показывал? Наша большая новинка на Рождество.
Майкл старается давать развернутые ответы, но вдруг замечает, что отец не слушает его, а смотрит на женщину, которая только что вошла в кафе. Рыжеволосую, в зеленом пальто. Она подходит к стойке купить бутылку воды, а когда оборачивается, отец Майкла встает, и женщина замечает его.
– Анна! – восклицает отец. – Анна, просто невероятно!
Майкл наблюдает за женщиной, та смотрит на его отца, и Майклу становится неловко, оттого что отец принял незнакомку за знакомую.
– Как у тебя дела? – спрашивает отец и, показав на Майкла, добавляет: – Вот мой сын. Я тут работаю рядом.
Женщина смотрит на Майкла и снова переводит взгляд на его отца.
– Привет, – произносит она наконец.
– Ты тоже где-то здесь работаешь? – спрашивает отец.
Она качает головой:
– Нет, я здесь только сегодня.
– Здорово, что я тебя встретил, – говорит отец Майкла, – столько лет не виделись.
В ответ женщина лишь улыбается.
– Садись с нами, – предлагает отец, хотя они почти все допили.
Но женщина отказывается:
– Спасибо, но мне некогда, я спешу. – Она берет свою бутылку воды и, вежливо попрощавшись и с Майклом, и с его отцом, уходит.
Майкл чувствует, хотя и не в силах передать это словами, презрение этой женщины. Оно знакомо ему. Тысячи невидимых нитей связывали Майкла с матерью, и он всегда подсознательно ощущал презрение, с которым мать относится к отцу. Сейчас же где-то в глубине души к этому презрению прибавляется неприязнь со стороны рыжеволосой незнакомки. И эта последняя капля сильнее всего укрепляет Майкла в его собственном презрении.
На первом курсе университета, где Майкл изучает политологию, у него появляются двое друзей по общежитию. Один из них, Джед, живет в соседней комнате. Хамоватый коротышка с громким смехом, он называет Майкла «чувак», и Майклу втайне это нравится – он словно стал частью братства, куда прежде его не принимали.
Вторую зовут Оливия.
Она занимает комнату напротив. У нее очень темные, почти черные волосы, оттеняющие бледную кожу, и красные губы. Она напоминает Майклу Белоснежку, и он часто представляет, как наконец скажет ей об этом и как в этот момент наклонится и заправит ей за ухо прядь волос (уши у Оливии торчат, поэтому она обычно прикрывает их волосами, Майкл же восхищается ее ушами, и всякий раз, когда ему удается увидеть их, по телу у него пробегает приятная дрожь).
Оливия видит в Майкле родственную душу и по вечерам, когда они прихлебывают виски (этот напиток выбирает Оливия, а Майкл делает вид, будто тоже его любит), часто делится с ним тайнами. В отличие от родителей Майкла, мать и отец Оливии по-прежнему в браке и очень любят друг друга.
– Они только друг друга и видят, – жалуется она Майклу, – рядом с ними ты невидимка.
– Странно, – говорит Майкл.
– Ничего странного. Это любовь. Они не дают мне ключи от дома, чтобы им никто не мешал.
– Не мешал? Чтобы…
– Ага, – кивает Оливия, – чтобы никто не мешал, когда они любовью занимаются.
– Фу, – выражает Майкл общепринятое мнение, – гадость.
Оливия строго смотрит на него:
– Гадость, если ты ханжа. А вообще секс – это проявление любви. Они просто выражают свою любовь.
Майкл заливается краской – во-первых, пристыженный, а во-вторых, потому что живо представляет, каково это – выражать таким образом свою любовь к Оливии.
– И чтобы попасть в собственный дом, ты звонишь в дверь? – спрашивает он, чтобы отвлечь себя от этих мыслей.
– Ну, вообще-то это не совсем мой дом. Это их дом. И такой уклад им нравится. Плюс иногда у них всякие штуки разбросаны, вот они и не хотят, чтобы кто-то это увидел.
«Какие штуки?» – думает Майкл, но тут же решает, что лучше ему не знать.
– Хорошо, что они так друг друга любят, – говорит он.
– Это чудесно, – улыбается ему Оливия. – Когда-нибудь я тоже кого-то так полюблю, и наша любовь победит пространство и время.
Про «время» Майкл понимает: родители Оливии женаты уже много лет. А вот с «пространством» труднее – ведь они живут вместе в Бэйсингстоке. Выяснять он не пытается – вдруг покажется, будто он не понимает
