Репутация - Лекс Краучер
– Я не карабкалась, – заявила она со всем достоинством, которое только может изобразить человек, секунду назад вопивший, как баньши. – Я… спокойно спускалась.
– Да, конечно, – вежливо согласился мистер Хаксли. – Простите. Мне на какое-то мгновение показалось, что вы карабкались.
Джорджиана внезапно вспомнила, насколько грандиозно она опозорилась во время их последнего разговора, и решила, что лучше будет вообще не раскрывать рот. Она заправила за ухо выбившуюся прядь и прошествовала мимо мистера Хаксли целеустремленной покачивающейся походкой, уместной на палубе корабля в открытом море. На полках выстроились сотни бутылок и бочек с вином, и Джорджиана притворилась, что окидывает их критическим взглядом. Она прекрасно понимала, что Прелюбодейский Погреб дядюшки Кроули – самое неподходящее место, где можно остаться наедине с мужчиной, пусть даже и с мистером Хаксли. Сердце бешено колотилось в груди, но не было никакого смысла притворяться, будто причиной тому возмущение Джорджианы сложившейся ситуацией, явно неприличной.
Звуки вечеринки еле долетали сюда, свет лампы прыгал по стенам и танцевал на стеклянных боках бутылок, а мистер Хаксли смотрел, как она проводит рукой по этикеткам, смахивая пыль, и вчитывается в написанные от руки, ни о чем не говорящие ей названия и даты. Джорджиана почти ощущала его взгляд кожей затылка.
– Еще раз прошу прощения за то, что побеспокоил, – сказал мистер Хаксли. Голос у него был обворожительно низкий, как она и запомнила.
Джорджиана оглянулась и увидела, что мистер Хаксли уже поставил ногу на нижнюю перекладину лестницы и собирается уходить. Выглядел он немного подавленным, и Джорджиана задумалась: что, если он спустился сюда в поисках уединения?
– Не надо, – громко сказала она, не успев придумать окончания фразы. – М-м… Вы разбираетесь в вине?
– Немного.
Он снял ногу с перекладины, но рукой все еще держался за лестницу, словно не мог решить, остаться или нет.
– Прекрасно. – Джорджиана оперлась о стену для устойчивости. – Выходит, вы знаете о вине примерно вдвое больше моего и можете спасти меня от позорной участи выбрать что-то, выдавленное из негодного винограда и разлитое по бутылкам каким-нибудь ужасным неумехой.
Услышав это, мистер Хаксли улыбнулся и подошел к ней, скрестив руки на груди:
– Какое вино вы обычно предпочитаете?
– Какое-нибудь легонькое, – ответила Джорджиана, сама ощущая в теле и в мыслях необыкновенную легкость. – Чтобы вкус был… фруктовый, наверное, или цветочный какой-нибудь.
– То есть, по сути, вам требуется нечто, как можно меньше напоминающее по вкусу вино? – поднял бровь мистер Хаксли. – Вы не думали попробовать фруктовую наливку? Светлый эль? Или, может быть, воду? Могу предложить вам прекрасную воду вчерашнего колодезного сбора. Она отличается легким водянистым букетом и приятным водянистым послевкусием.
– Вы надо мной насмехаетесь, сэр, – без малейшей обиды заметила Джорджиана. – Я уязвлена.
– Вы пьяны, – без обиняков сказал мистер Хаксли, и тут Джорджиане действительно стало обидно.
– А вы нет?
Не отвечая, молодой человек тоже принялся осматривать полки, чуть касаясь пальцами этикеток. Джорджиана почувствовала, как волоски у нее на руках встают дыбом. Сейчас она не отказалась бы стать бутылкой дядюшкиного мерло.
– Нет, – наконец сказал мистер Хаксли, наклоняясь, чтобы приглядеться к чему-то в потемках. – Я выпил ровно два бокала вина – очень хорошего вина, должен заметить, – но больше мне не нужно, особенно если я собираюсь лазать по лестницам, помогать дамам в выборе хмельных напитков и тому подобное.
– Вот как! – Джорджиана окончательно бросила делать вид, что выбирает себе бутылку, и теперь просто наблюдала за ним. – А я выпила… больше двух бокалов.
Она снова с восхищением подумала: какая красивая рука! Крупная ладонь, короткие, аккуратные ногти, на подушечках пальцев, кажется, небольшие мозоли от поводьев, но это лишь добавляло им очарования.
– Верно, – сказал мистер Хаксли, словно Джорджиане не было никакой необходимости сообщать столь очевидный факт.
Она снова пошатнулась, однако удержалась на ногах.
Мистер Хаксли оглянулся на Джорджиану и нахмурился:
– Мисс Эллерс?
Услышав свое имя из его уст, Джорджиана совсем забылась от удовольствия и еле сообразила, что надо ответить:
– Ох… все хорошо. Просто учусь, знаете ли, выдерживать качку. Это только третий или, может, четвертый раз в моей жизни, когда я не ограничилась одной бутылкой.
– Вот как, – сказал мистер Хаксли таким тоном, словно это многое объясняло, смерил Джорджиану взглядом и снова отвернулся к полкам. – А эти три или четыре раза случайно не приходились на то время, что вы проводили в обществе мисс Кэмпбелл?
Джорджиана прищурилась:
– А если и приходились?
Мистер Хаксли отыскал какую-то любопытную бутылку, снял ее с полки и осторожно сдул со стекла тонкий покров пыли:
– Я спросил лишь потому, что, по моим наблюдениям, она и ее друзья часто находятся под воздействием разнообразных… веществ.
– Это вовсе не условие их дружбы, – насупилась Джорджиана.
– Конечно. Ну что же… – Мистер Хаксли протянул девушке бутылку. – Это, разумеется, меня не касается. Я просто подумал, что вам, по всей вероятности, может понадобиться… Короче говоря, вот белое бургундское.
Джорджиана попыталась взять вино, но, поскольку ее зрительно-моторная координация в данный момент оставляла желать лучшего, тут же уронила бутылку. Она со стуком упала на каменную плитку. Джорджиана с мистером Хаксли пригляделись – разбилась или нет? Бутылка, похоже, не пострадала. Они одновременно наклонились поднять ее, Джорджиана в отчаянной попытке избежать столкновения с мистером Хаксли резко дернулась в сторону и в итоге все-таки врезалась в него, и оба повалились на пол.
Джорджиана ткнулась грудью прямо в плечо мистера Хаксли, дыхание перехватило, и несколько мгновений она могла издавать лишь страстные хрипы. Мистер Хаксли болезненно ахнул, быстро сел сам и аккуратно приподнял девушку, поддерживая за плечо и поясницу. На один долгий блаженный миг Джорджиана оказалась в его объятиях, каждой клеточкой тела чувствуя странный жар там, где ее касались руки молодого человека, словно он держал их в печи, прежде чем дотронуться до нее.
Ее касались и раньше. Ее хватали за руку, чтобы увести в комнату, брали под локоть во время прогулки, случались и целомудренные – по большей части целомудренные – поцелуи. Кристофер – господи боже! – совсем недавно трогал ее ноги, да и Томас Хаксли уже дотрагивался до нее – увы, у Джорджианы, похоже, вошло в привычку исполнять в его присутствии безрассудные акробатические номера. Но это прикосновение – наедине, в погребе, в полумраке, с привкусом вина на языке, с пылью на подоле платья – было почему-то совершенно особенным.
Но хотя Джорджиана давно уже утратила всякое представление о приличиях, мистер Хаксли его не утратил. Молодого человека затянувшееся касание привело в ужас, и, убрав свою руку с незащищенной перчаткой руки Джорджианы, он принялся бормотать извинения.
