Бестеневая лампа - Иван Панкратов
— Было бы неплохо ксерокопию двух последних страниц сделать, — отметил про себя Платонов, кинул на диван подушку и включил на ноутбуке недосмотренный сериал.
11
Утро выдалось серое и по-осеннему мрачное. Легкая морось заставила Платонова стоять вплотную к стене штаба, чуть поодаль от дежурного по части, пока тот докладывал командиру о прошедших сутках. Зубарев заметил его, едва вышел из УАЗика, но виду не подал. Дежурный коротко отчитался по форме, не забыв упомянуть про «небольшое происшествие в гнойной хирургии, решено силами старшего ординатора, рапорта все у вас в папке». Командир зыркнул в сторону Платонова из-под козырька и, когда офицер отошел, махнул ему рукой.
— Здравия желаю, товарищ полковник, — вытянулся перед Зубаревым Виктор. –- Разрешите обратиться к вам с разъяснениями по поводу вчерашнего происшествия. Это очень важно.
Свою речь он готовил еще с вечера, глядя куда-то поверх идущего на экране фильма. Проговорил несколько вариантов, вспомнил и про то, что надо коротко и по существу обратиться сразу у дверей — не успеешь и всё, считай, провалил мероприятие.
Зубарев выслушал его, прищурился и сквозь зубы бросил:
— Поднимайся.
Они прошли лестницей и длинным коридором по ковровой дорожке. Войдя в кабинет, Платонов замер на пороге. Зубарев бросил в кресло фуражку, вытер лоб платком, повернулся и молча указал на диванчик. Сам сел в свое кресло и оперся на стол, наклонившись вперед.
— Ну давай, капитан, — прищурившись, сказал он. — Удиви меня.
Платонов не принял приглашения присесть, а встал напротив стола.
— Вчера в моем отделении произошел инцидент. Квалифицировать его будет военный следователь, но на мой взгляд — хулиганская выходка. Несколько человек во главе с выписанным из госпиталя два дня назад рядовым Липатовым совершили хулиганское нападение на моего пациента, Михаила Терентьева, и нанесли ему телесные повреждения, связанные с выполненной ему операцией. Свои хулиганские действия они производили, угрожая холодным оружием. Рядовой Терентьев был мной вчера повторно прооперирован. Все, что касается данного инцидента, описано в объяснительных свидетелей — дежурной медсестры и нескольких пациентов. Также имеется видеозапись операции и рассказа рядового Терентьева — сам он написать ничего не может, потому что после полученной электротравмы одна рука у него ампутирована, а вторая находится в процессе кожной пластики полноценным лоскутом с передней брюшной стенки.
Платонов замолчал на секунду, вдохнул поглубже и продолжил:
— Фамилии Липатов и Терентьев вам должны быть знакомы — это участники драки, случившейся в гнойной хирургии три недели назад. Считаю, что пострадавший в той драке Липатов совершил хулиганскую выходку осознанно, из мести, и должен понести заслуженное наказание.
Зубарев слушал молча, постукивая по столу шариковой ручкой, словно отмечал ей точки во фразах Платонова.
— Сержант Терентьев готов обратиться в правоохранительные органы с заявлением на рядового Липатова. В свою очередь я готов поддержать его в этом начинании, поскольку ущерб нанесен не только здоровью Терентьева, но и результатам моего труда, что отодвинуло выздоровление пациента еще на три недели. Если хотите, я могу включить вам видео, где во время восстановительной операции сержант Терентьев дает показания.
Зубарев поджал губы, взгляд его стал еще более пронзительным. Он бросил ручку на стол и сквозь зубы сказал:
— Давай.
Платонов достал телефон, нашел нужный файл, включил, сделал погромче и положил на стол перед командиром. Зубарев, не притрагиваясь к телефону, смотрел и слушал первые четыре минуты, где Терентьеву было, что сказать. Когда стало ясно, что дальше Платонов шьет просто в тишине, он поднял глаза на капитана.
— Ты чего хочешь-то, Платонов?
Виктор очень сильно постарался не отвести глаза от совершенно убийственного взгляда Зубарева и тихо, но твердо сказал:
— Справедливости.
Зубарев откинулся в кресле и уточнил:
— А она есть вообще — эта самая справедливость?
— Надеюсь, — решительно кивнул Платонов. — И поэтому предлагаю — либо Липатов забирает заявление, либо он идет с Терентьевым по одной статье, а у папы его будут проблемы с предвыборной компанией.
Командир покачал головой:
— А ты не так прост, капитан, как на первый взгляд кажется… Где нахватался таких идеалов и убеждений? У деда своего? Потому что сейчас в армии таких, как он, днем с огнем не найти. Одни алкаши и «шланги».
Платонов молчал и ждал какого-то более значимого ответа или встречного предложения. Зубарев встал из-за стола, прошел в дальний конец кабинета и открыл дверь в еще одну комнату. Вернулся через минуту с бутылкой коньяка в одной руке и бокалами, зажатыми между пальцами другой.
— Не думал я, что с утра пить придется, — покачал он головой, — но ты меня просто вынуждаешь. И не первый раз уже, заметь.
Он налил примерно треть каждого бокала, поставил бутылку, протянул один Платонову, второй поднял и большим глотком осушил. Виктор не решался последовать его примеру и так и стоял с бокалом в руке.
— Ох уж этот Липатов… — глядя куда-то в окно, задумчиво сказал Зубарев. — Смотри, — и он показал Платонову журнал принятых звонков на экране своего телефона. На экран уместилось около десяти строчек с фамилией «Липатов Г. В.» Полковник двинул пальцем — выехало еще столько же.
— Мне медслужба округа столько не звонит, сколько этот папаша ненормальный. Я ему телефон Кузнецова подсунул, чтоб он напрямую в стоматологии интересовался — нет, он все равно мне названивает. Это, капитан, болезнь такая у номенклатурных работников — они из всех возможных контактов выбирают обязательно самый высокий, считая, что только так можно повлиять на ситуацию. Хороший коньяк, ты чего? — спросил он у Платонова, обернувшись. — Или тебе в операционную сегодня?
— Никак нет, — ответил Виктор.
— Ладно, не заставляю, — он присел на диван, — не хочешь, не пей. Дай мне еще раз посмотреть твое кино.
Платонов поставил бокал, взял телефон со стола, вернул файл на начало, включил. Зубарев посмотрел на этот раз, как показалось Виктору, более внимательно. Потом взял со стола папку с рапортами, которую ему вручил дежурный по части, прочитал их, откладывая рядом с собой на диван. В конце Виктор показал ему фотографию, сделанную из окна отделения, где компания Липатова сидела в беседке после ухода пациентов.
— Липатов — вот этот, второй справа, — показал Платонов. Командир кивнул, разглядывая фотографию.
— Итак, что мы имеем, капитан? Видеозапись, четыре рапорта свидетелей, фотографию из окна. С одной стороны, негусто, — скептически сказал Зубарев, — если для уголовного дела. А с другой — если папочку напугать, — то просто завались.
Платонов не очень понимал, к чему все идет. Полковник играл с ним, словно кошка с мышкой — с одной стороны, анализируя ситуацию, а с другой, не принимая пока окончательно ничью сторону.
— Знаешь, почему Липатов был не по форме? — внезапно спросил он Виктора и, не дожидаясь реакции, объяснил. — Потому что папа сейчас здесь. После выписки забрал его из госпиталя, у командира части выбил ему отпуск, и живут они в люксовом номере какой-то гостиницы у моря. Папаша отдыхает, а сынок куролесит. Я это от нашего особиста знаю, который госпиталь курирует. Они там свой хлеб не зря едят, держат руку на пульсе. Но, думаю, даже для них твое видео сюрпризом будет…
Он встал, вернулся за стол. Не садясь в кресло, переложил несколько бумажек, потом поднял взгляд на Платонова:
— Так уж получилось, что ты, капитан, сейчас в моем лице получил неожиданного союзника. Этот самый Липатов Гэ Вэ сына своего к нам оформил через главного хирурга округа. Друзья они, блин. Школьные. Думаешь, это первый такой припрятанный мажор, которому не по плечу тяготы и лишения военной службы? Раз или два в месяц звонят, просят подержать у себя… Так вот этот главный хирург в округе нажаловался на меня начмеду и командиру. Знаю, вы тут все думаете,
