Первое поле - Александр Васильевич Зиновьев
Через месяц работы, в начале июля, Игорь вечером после ужина вдруг произнёс, обращаясь к Матвею:
– Бери у меня ружьё!
Матвей внутренне сжался от неожиданного и сокрушительного счастья.
– С зарплаты отдашь. Недорого, двадцать пять рублей.
Матвей сглотнул воздух и не успел ничего ответить, как Игорь Александрович договорил:
– Пойдём, сейчас и получишь! – И Матвей на подкосившихся ногах летел невесомым за старшим геологом, так же, не опираясь ногами на землю, остановился у входа в палатку и только тут приземлился на неощущаемую под ногами землю. А минутой позже, задохнувшись от совершенно осязаемого факта, прижимая левой рукой к груди мешок с порохом и гильзами, принёс приобретение в палатку.
Палатка у него с Анатолием была уже поставлена на высокие стенки из стволов берёзы. Были собраны слева и справа от входа нары. Обычная брезентовая двухместная, уже побывавшая в полях, частично потрёпанная от этого стала домом со столиком-тумбочкой между нарами, где лежали книги и стояли вырезанные из банок сгущёнки подсвечники, где парафин, растапливаясь от фитилька, стекал на дно банки. Привычная по походам и родная по образу жизни. На тумбочке лежали книги. Со стороны Анатолия – «Люди, годы, жизнь» Ильи Эренбурга, со стороны Матвея – такая же толстая книга Максима Горького. Подсвечники, вырезанные из-под сгущёнки… Это было целое искусство их вырезать так, чтобы свечи стояли в двух полукружиях вертикально и, когда горели, пламя плавило воск или парафин, что стекал на дно, делая их устойчивыми. Нары и тумбочку ребята соорудили в первый же день, когда узнали, что стоять им в этом месте месяца два. Нарубили стволов подходящей толщины и количества, обрезали пилой по длине, стянули их верёвками восьмёркой. Получилось два лежака. Вбили под них столбы, наложили поперечины. И сверху положили лежаки, скрепили гвоздями. Получилось удивительно крепко. Сверху опустили на подготовленные опоры палатку, натянули верёвки на колышки и сами удивились, как получилось мировецки. Вот в этот шатёр и ввалился счастливый Матвей. Анатолий лежал по левую руку от входа и читал. Он оторвал глаза от книги, опустил её и проговорил:
– Порохом, однако, запахло! Это что же?
Матвей не дал ему договорить.
– Представляешь, – задыхался счастьем Матвей, – Игорь Александрович, – и показал во всей красе ружьё, – сейчас мне его насовсем продал! А тут гильзы. – Матвей раскрыл брезентовый мешок, доставая латунные гильзы, выложил их на свой зелёный спальник. – Порох!
Первую ночь Матвей никак не знал, как поступить со свалившимся счастьем. Положил было тозовку с собой в спальник. Полежал, прижимая её воронёную прохладу к себе. Но вскоре из сознания приехала мысль: а если, ну, медведь там или волк заявится, как её вынимать? Да со сна. Потому вынул её, уже тёплую, и положил рядом со спальником. Руку положил на затвор и заснул самым счастливым человеком. Анатолий посмеивался над этим переживаниями друга, но не вмешивался.
Вот что в экспедициях замечательно, так это сон! Точнее, почти постоянное желание спать. Стоит только на секунду положить голову на что угодно, как готово – спишь самым крепким сном! Начальники, как в Нелькане, конечно, ругались, но терпели. Все геологоразведочные кадры работали так, что усталость валила с ног при первой возможности.
Первое время Матвей только что в столовую не брал тозовку, а так с ней не расставался. И если куда шёл, то воронёный ствол торчал над правым плечом. Потому как прикинул, что если что, то с правого плеча ружьё снимается в мгновение. Но постепенно привык, что никто его не отберёт, что это его собственное ружьё, что где положишь, там оно и будет его ждать, и брал его, только когда шли в тайгу. Всё остальное лето, вплоть до октября, во всех маршрутах ствол винтовки возвышался над плечом у Матвея. Он воронёно поблескивал над постепенно выгорающей на солнце и меняющей цвет энцефалиткой или ковбойкой!
Копанка
На базальтовых спинах промерзших хребтов…
Лето у геологов и длинное, и короткое одновременно. Длинное, потому как может тянуться все девять месяцев. А короткое потому, что надо много успеть сделать. Поэтому и кухню, и свои «палаточные гостиницы», и яму для отходов делали между делом. А также ремонтировали одежду и точили топоры и лопаты, находили в лесу, из чего сделать топорища и черенки для лопат. А дело у партии Гаева в этих краях Якутии было таким. В прошлый сезон, уже под конец, в последних полевых пробах в ручьях накопали кимберлитовых вкраплений. Да так много, что пришлось на неделю остановиться и провести доразведку. Проверить, откуда бы. Получалось, что где-то выше по течению ручьёв обязаны быть кимберлитовые трубки. А это алмазы! В Москве почесали геологические репы, да и заложили это открытие в бюджет на следующее лето! И работа в этом сезоне началась тем же. Сначала надо было привязаться к местности, чтобы какой ошибки не вышло, нанести всю привязку на карту и, собственно, начать разведку. На карте разбили тайгу на сектора и заложили вдоль склона сопки и сопок закопанки. Такие неширокие полуметровые ямки. Матвей уже одну такую копал! Начальник попросил сделать яму для отходов с кухонного стола, чтобы затем осенью её закопать, и будет чисто и опрятно! Утром Матвей взял кайло, лопату. Походил недалеко от кухни и выбрал подходящее место, чтобы и с кухней рядом, и никому в глаза не бросалась, очертил её лопатой, снял совсем без земли, сантиметра два дёрн; отметил юный рабочий: не то
