Высохшее сердце - Абдулразак Гурна

Я думаю о тебе и папе и стараюсь понять. Как ты думаешь, папе понравилось в Куала-Лумпуре? У тебя нет никаких вестей? Привет Мунире.

Обнимаю,

Салим

* * *

Когда я помогал мистеру Мгени с его подрядами, он не только рассказывал мне о том о сем, но и расспрашивал меня о моей жизни. Например, о колледже — и терпеливо слушал, как я распространяюсь об очередной книге из нашей программы: о сцене, с которой начинается «Радуга»[42], или об аллюзиях на корабли с рабами в «Сказании о Старом Мореходе»[43], или еще о чем-нибудь таком, к чему он не испытывал ни малейшего интереса, но чем я, однако, потчевал его безо всякой пощады. Временами он задавал осторожные вопросы более личного свойства. Поначалу я отмалчивался, но он упорствовал, и наконец я сдался, оправдываясь перед собой тем, что мне не оставили выбора.

— Что привело тебя сюда? — спросил он меня как-то раз, когда мы ремонтировали верхний этаж дома на Олд-Кент-роуд.

Мы обдирали на лестнице старые обои, наступила короткая пауза, и тут он задал мне этот вопрос. Я и сам часто задавал его себе в минуты усталости: что я здесь делаю? Теперь, прозвучав из уст другого человека, он вдруг показался мне настолько бессмысленным, а ответ на него — настолько очевидным, что я отреагировал не сразу. Потому что так вышло. Должно быть, мистер Мгени решил, что я чего-то не понял, поскольку повторил свой вопрос с уточнением:

— Что привело тебя сюда, в Лондон?

— Меня привел дядя, — сказал я.

Мистер Мгени подождал немного, затем снова нарушил молчание:

— Ладно, тебя привел дядя, очень остроумно. И зачем?

— Он устроил меня в колледж учиться бизнесу, но я не справился, и он меня прогнал, — объяснил я.

Мы вернулись к работе, и некоторое время мистер Мгени переваривал эту информацию. Потом он спросил:

— Твой дядя живет в Лондоне?

— Да, — ответил я, старательно соскребая обои и даже слегка отвернувшись от него.

— Может, нам стоит пойти к нему и попросить, чтобы он больше не злился? — спросил он, и я, даже не оборачиваясь, уловил в его голосе улыбку. Мистер Мгени говорил не всерьез. — Он твой родной дядя?

— Брат матери, — ответил я.

— И он взял да и вышвырнул тебя, — сказал мистер Мгени и снова ненадолго умолк. — А ты не натворил чего-нибудь такого, про что я не знаю?

Я покачал головой.

— Ему не понравилось то, что я сказал. Он решил, что я недостаточно ему благодарен.

— Он что, очень вспыльчивый?

Я поразмыслил.

— По-моему, он любит, когда его боятся.

— Не повезло тебе, — сказал мистер Мгени. — Но тут уж ничего не поделаешь. А чем твой дядя занимается в Лондоне?

— Он дипломат.

— А, большая шишка. Ну а мать с отцом у тебя живы?

— Да, но они расстались.

— Они не могут тебе помочь? — спросил мистер Мгени.

Это был вопрос, поэтому я ответил: «Нет». Я не сказал ему, что именно мать и отправила меня сюда, что с отцом давным-давно случилось что-то непоправимое и я превратился в ненужный осколок их разбитой жизни. Мистер Мгени продолжал задавать мне вопросы до тех пор, пока не разобрался во всем как следует, хотя о моих родителях он больше не спрашивал. Он выяснил, что дядя Амир согласился стать моим финансовым поручителем, но по-прежнему зол на меня, считает себя оскорбленным и не намерен долго мне помогать даже формально. Скорее всего, через год-другой мне придется уехать или исчезнуть. Мистер Мгени поднимал эту тему неоднократно, уточнял подробности и наконец сделал мне предложение.

— У меня есть один знакомый, — сказал он. — Юрист из Судана, который очень ловко разбирается с такими вещами.

— Как это? — спросил я. — В обход закона?

— Ну, он умеет, — уклончиво сказал мистер Мгени и сделал паузу, чтобы проверить, хочу ли я слушать дальше. Конечно, я хотел и дал ему это понять, энергично покивав. — Раньше я уже имел с ним дело. Он помогает материально зависимым людям получить нужные документы, чтобы воссоединиться с семьями. Его клиенты в основном сомалийцы и эритрейцы, и гонорары он берет огромные, но много лет назад я знал его брата — жил с ним вместе в Токстете[44], в доме, битком набитом такими же иммигрантами, как мы, ничего здесь не понимающими. Я уверен, что он мне не откажет.

Контора знакомого мистера Мгени располагалась в здании бывшей школы в Уолтемстоу. Кроме таблички «Джафар Мустафа Хиляль, юридические услуги» я увидел у входа вывески других почтенных фирм: одна из них занималась литографской и цифровой печатью, вторая — текстильным дизайном, третья — бухгалтерским учетом. Хорошенькая молодая секретарша провела нас в кабинет и закрыла за нами дверь. Комната казалась пустой. Мистер Мгени сел на один из стульев перед столом, а я — на другой. Через некоторое время я услышал плеск воды и понял, что кабинет на самом деле не пуст и кто-то моет руки за перегородкой в углу. Еще через минуту из-за перегородки вышел хозяин, на ходу вытирая руки полотенцем. На вид лет пятидесяти с небольшим, Джафар Мустафа Хиляль был высокий и смуглый, плотного сложения, с круглым, чисто выбритым лицом и толстыми выпяченными губами. Стрижка у него была короткая. Подходя к мистеру Мгени с протянутой рукой, он улыбнулся, но его внешность не стала от этого менее устрашающей.

— Ахлан ва сахлан[45], мой старый друг. — Он быстро пожал руку мистеру Мгени и потянулся за моей. — А это наш юноша. Приветствую тебя, сынок, — сказал он, стискивая мою руку в своей правой руке и продолжая держать руку мистера Мгени левой. Потом отпустил нас обоих и жестом пригласил сесть обратно.

Когда мы все расселись по местам, мистер Мгени начал разговор. Он принялся объяснять мою ситуацию, но у меня не было впечатления, что Джафар Мустафа Хиляль внимательно его слушает. Он не сводил с меня взгляда — любопытного, насмешливого и, как мне показалось, чуточку хищного.

— Да-да, — сказал он, когда мистер Мгени сделал паузу в кратком перечислении моих невзгод. — Он будет выглядеть очень неплохо в качестве зависящего от вас лица, очень прилично. Подумаем, что мы можем организовать. — Он откинулся на спинку кресла, поставив локти на подлокотники и прикрыв глаза, мысленно перебирая нелегальные уловки с глубоко удовлетворенным видом. — Придется выправить ему