Дождь в Токио - Ясмин Шакарами
Кентаро прав, я сразу узнаю, кто это – Ямамото. Он напоминает древнего самурайского воина, а ещё груб и неповоротлив, как носорог.
– Меня зовут Кэйсукэ Ямамото. Добро пожаловать вам обоим.
Кентаро кланяется, и я следую его примеру.
– Присаживайтесь, – Ямамото указывает на места между Чиёко и Таску.
Я судорожно соображаю, что сказать, а гейша тем временем разливает всем сакэ.
– Кампай! – восклицает носорог, торжественно поднимая стакан.
– Ура! – на английском языке откликается Таску с сигаретой в зубах и дружески хлопает Кентаро по спине.
– Ваше здоровье! – по-французски щебечет Хаи Гранто. Помпом выводит причудливую увертюру.
– Салют! – жизнерадостно кричит Акамура.
Чиёко весело хихикает:
– За здоровье!
– Будем здоровы! – по-немецки говорит Кентаро, с улыбкой глядя на меня.
Желая доказать, что у меня не отнялся язык, я кричу с преувеличенным энтузиазмом:
– Чин-чин!
Первым разражается смехом Ямамото… затем и остальные теряют самообладание – и стол дрожит от хохота.
– Я сказала что-то не так? – в смятении спрашиваю я.
От тряски сакэ выплёскивается из сосуда.
– Ч-что происходит?
Таску хочет ответить, но получается лишь задушенное хрюканье.
В поисках помощи я дёргаю Кентаро за рукав:
– Почему все смеются?
– Это неважно, – сквозь слёзы выдавливает он.
Наклонившись ко мне, Чиёко шепчет по-английски:
– Чин на японском языке означает пенис.
Неловкость ситуации сравнима с ударом под дых.
– Я не знала, – на грани обморока пищу я.
Даже Попом теперь прыгает, как резиновый мячик, а его лай похож на истерический смех.
Кентаро накрывает мою руку своею и кричит:
– Хватит!
Откашлявшись, Ямамото успокаивается.
– У твоей подружки великолепное чувство юмора, – промакнув рот и лоб салфеткой, он уточняет: – Давно вы встречаетесь?
Кентаро убирает руку:
– Мы не вместе.
Самурай потрясённо смотрит на Хаи Гранто, который беспомощно пожимает плечами.
– Ох, Ямамото-сан, неужели ты не видишь, как сильно их смущаешь! – с любовью укоряет его Чиёко. – Иногда разум не сразу постигает то, что уже известно сердцу.
Наши взгляды встречаются: Кентаро сладко улыбается, а я чувствую, что улетаю куда-то в туманность Андромеды.
В это мгновение дверь отодвигается, и официантка ставит на стол жареные изыски.
– Сакико, принеси нам лучший сётю! Сегодня у нас особый гость, – Ямамото подмигивает мне, и остальные поддерживают его решение восторженными возгласами.
Вся компания наслаждается едой, а я получаю возможность немного выдохнуть.
Кентаро кладёт мне на тарелку жареные овощи и дымящиеся пельмени гёдза и осторожно спрашивает:
– Всё хорошо?
– Спасибо, – просто говорю я.
– Додзикко, пожалуйста, не злись. Они хотели меня немного поддразнить, не принимай на свой счёт…
– Никакого сарказма, – перебиваю его я. – Спасибо, что привёл сюда. Именно это мне нужно.
– Подожди, – Кентаро недоверчиво щурится. – Ты ведёшь себя мило со мной?
– Возможно, – усмехаюсь я, делая большой глоток рисового вина.
Рядом вдруг оказывается Помпом и с любопытством обнюхивает мне лицо.
– Помпом, молодец! – вопит Хаи Гранто с набитым ртом.
Пудель облизывает моё ухо.
– Хороший мальчик, да! Он обожает уши! Наслаждайся, лакомка, наслаждайся!
Разобравшись с правым ухом, Помпом блаженно взвизгивает и принимается за левое.
– Прочь! – шипит Кентаро.
– Ничего страшного, я люблю собак, – хихикаю я. – Обычно ко мне пристаёт кот, похожий на ощипанную курицу. Это приятное разнообразие.
– Помпом, смотри! Ещё больше вкусноты! – Хаи Гранто размазывает на усах пивную пену, и пудель воодушевлённо бежит к нему.
– Лучше не смотри, – понизив голос, советует Чиёко. – Ватанабэ впадает в депрессию, если подозревает, что его считают чудаковатым.
– Ватанабэ? – переспрашиваю я.
– Это его настоящее имя, – весело усмехается она. – Ху Гран – любимый актёр Ватанабэ. Ах, Кентаро-сан, помоги! Не могу правильно выговорить это имя.
– Хью Грант, – подмигнув, поясняет Кентаро.
Я задыхаюсь от смеха.
Чиёко пододвигается ближе:
– Хаи Гранто очень состоятельный, но много лет назад он решил делиться богатством с другими. Бездомные, страждущие, люди с финансовыми затруднениями – любой может отыскать его и попросить о помощи. Иногда к нему обращаются с пожеланиями. Деньги текут рекой, если Ватанабэ нравится идея. Обручальные кольца, ламборгини, детские дни рождения, домики у моря, пони – он открыт ко всему, главное не нарушать кодекс.
– Кодекс гласит, что нельзя причинять вред гражданским, – добавляет Кентаро.
– В какой благотворительной организации он работает? – интересуюсь я.
Чиёко и Кентаро обмениваются многозначительными взглядами.
– Ни в какой, золотце, – помедлив, отвечает Чиёко. – Хаи Гранто – якудза.
Мне требуется время, чтобы переварить сказанное.
– Ямамото тоже?
– О да, – с благоговением говорит она. – Он – оябун, глава семьи.
Ямамото идёт к караоке. Я угрюмо смотрю на босса якудза, который, тихо ругаясь, возится с каким-то серым прибором.
– Дым-машина не работает! – покраснев от усердия, пыхтит он.
– Нажми на зелёную кнопку, дорогой! – смеётся Чиёко.
И шепчет мне:
– Он боится сцены.
Раздаётся громкое шипение, и пузатого японца заволакивает мистическим туманом.
Перед тобой – глава японской мафии, нарушитель закона, криминальный элемент…
Вспыхивает разноцветный диско-шар.
– Кентаро, – недоумённо зову я. – Т-ты видишь то же, что и я?
Глава якудза увлечённо выбирает песню Бритни Спирс «Baby one more time».
– Да, – широко усмехается Кентаро.
Ямамото выкладывается по полной: танцует (смесь хип-хопа и каннам-стайл) и поёт так натужно, что я невольно задаюсь вопросом – его мучает одиночество или острый запор…
Спустя три минуты выступление подходит к фульминантному концу, и я присоединяюсь к оглушительным аплодисментам.
А теперь на сцене пританцовывает Хаи Гранто и проникновенно шепчет в микрофон:
– Эта песня для тебя, мон шер.
Помпом не обращает внимания, занятый остатками еды на тарелке Хаи Гранто. Звучит японская любовная баллада – сентиментально, слащаво и ужасно фальшиво.
– Можно вопрос? – обращаюсь я к Кентаро.
– Конечно.
– Мы в опасности?
– Додзикко, я бы никогда не подверг тебя опасности, – заверяет джедай. – Ямамото, Хаи Гранто и Таску хорошие люди. Они и мухи не обидят.
– Значит, Таску тоже.
– Ты удивлена? – хмурится Кентаро.
– А ты? – не отстаю я. – Ты тоже якудза?
– Я – нет.
– Откуда ты знаешь этих людей?
– Акамура познакомил, когда я отчаянно нуждался в помощи.
Я озадачена.
– Нет, Акамура не якудза, но они крышуют его лавку. Несколько лет назад районные власти хотели её снести, чтобы освободить место для круглосуточного магазина. Ямамото поднял связи в городском совете, и Акамуре удалось сохранить бизнес. Его семья много поколений владеет этим магазином. Старик бы не перенёс потери такого сокровища.
Вспоминаю, как чужеродно смотрелся крошечный магазинчик среди современных высоток. Теперь понятно, почему.
– Догадываюсь, что за вопрос вертится у тебя на языке. Матери стало хуже, и отец изо всех сил старался скрыть это от общественности. Он запер маму в нашем пентхаусе и никого к ней не пускал – даже меня. Надо было найти способ ей помочь.
