Дождь в Токио - Ясмин Шакарами
Голос у джедая непривычно весёлый. К добру ли это?
– Ни о чём не спрашивай Ямамото-сана, это невежливо. Он всегда оставляет за собой первое и последнее слово.
– Яма… кто? – тревожусь я.
– Тип, выглядящий как нечто среднее между самураем и носорогом. Ты его сразу узнаешь. И помни – не обязательно петь хорошо. Ценность имеют только впечатления. Эмоции, страсть, увлечённость. Пусти всё на самотёк, но только когда тебе дадут микрофон. Никакой инициативы. Даже в караоке действует иерархия.
– Нет.
– Да. Есть лишь одно правило: никогда не потешайся над другими. Смеяться вместе со всеми можно, осуждать – строго запрещено.
– Под «нет» я подразумевала, что никогда и ни за что не буду петь в караоке.
– Тебе понравится. Не зря же изобретший караоке музыкант получил Нобелевскую премию.
– Не верю.
– Ладно, это была пародия на Нобелевскую премию, но тем не менее.
– Говори, что хочешь, я не собираюсь опозориться перед толпой незнакомцев.
– Я не незнакомец, – возмущается Кентаро и с двусмысленной усмешкой добавляет: – В первый раз все волнуются, додзикко. Не переживай, я буду направлять тебя в каждом шаге. Войдёшь во вкус и не захочешь ничего другого.
Лицо заливает краска стыда.
– Ты никогда не пела в караоке? – ещё раз уточняет он ангельски-невинным тоном.
– Долго ещё идти? – вместо ответа рычу я, ускоряя шаг.
Кентаро останавливается, и я, переведя дух, оцениваю обстановку. Первое, что бросается в глаза – серебристая металлическая вывеска «ПАНТИКО ЛАВ». Выцветшая мишура украшает обитый железом дверной проём, окон нет совсем. Серо-голубой фасад будто вылеплен из пластилина. В красном терракотовом горшке растёт алоэ, вынужденное сосуществовать с разномастными фигурками тануки. Горшок стоит на небольшом возвышении, которое ведёт ко входу, наводящем на мысли о звездолётах.
Я сбита с толку:
– Это твоё любимое заведение?
– Нет, всё не так просто, – многозначительно улыбается джедай.
11
ПАТИНКО ЛАВ
Нас встречает разрывающий барабанные перепонки грохот, такой всеохватывающий, что я испуганно шарахаюсь. На безвкусном линолеуме стоят около трёхсот автоматовпатинко – огромных прямоугольных коробок, напоминающих инопланетные стиральные машины. Белый свет потолочных ламп слепит глаза, из кондиционеров струится ароматный холодный воздух. Группа девчонок горланит песни – невыносимая пытка, какой-то оголтелый мужик орёт в мегафон, но затем инициативу вновь перехватывают дребезжание, писк и щелчки автоматов. На стенах светится надпись ПАТИНКО ЛАВ, отбрасываемая огромным прожектором.
Никто из гайдзинов на самом деле ничего не знает о патинко – кроме того, что это азартная игра, в которой надо провести металлический шарик через лабиринт препятствий. Иронично, но особенно это оглушительное безумие нравится слабослышащим пенсионерам. На крутящихся табуретках сидят древние бабушки, курящие сигареты одну за другой, и старые чудаки в плюшевых куртках и поношенных спортивных штанах.
– Что мы здесь забыли? – кричу я.
Джедай вопит что-то в ответ и тащит меня сквозь этот хаос мимо взбесившихся игровых автоматов. Мы добираемся до лифта и двое охранников кивают Кентаро, явно узнав его.
– А я-то думала, что ад находится под землёй! – вздыхаю я, когда двери лифта закрываются.
– Возможно, ты ещё не заметила, но в Японии часто всё наоборот.
Мы едем вниз: я ошарашенно хватаюсь за поручень.
Лифт останавливается, и Кентаро объявляет с лукавым предвкушением:
– Добро пожаловать на небеса!
Перед нами идзакая – японское изобретение, забегаловка и бар одновременно.
Сюда приходят посидеть в непринуждённой обстановке – а также пить и есть до поздней ночи. Дословно идзакая переводится как «магазин сакэ, в котором можно остаться». Здесь и правда сладко пахнет рисовым вином.
К нам подбегает официантка и приветствует глубоким поклоном:
– Ирассяймасэ, Каваками-сан. Вас уже ожидают.
Мы идём за ней по коридору, освещённому факелами, мимо японских деревянных столов. Традиционные бумажные стены служат перегородками. Занятые столики скрыты от любопытных глаз так называемым занавесом норэн. Справа – открытая кухня, заволоченная густым паром, из-за которого поваров почти не видно.
Официантка ведёт нас вглубь идзакаи: коридор сменяется узким неприметным проходом, устланным татами.
– Здесь надо разуться, – шепотом подсказывает Кентаро, сбрасывая чёрные кронверсы. Взамен уличной обуви мы получаем тапочки с логотипом ПАТИНКО ЛАВ.
Мы оказываемся в лабиринте из ниш с уютными диванами. Сигаретный дым висит над головами плотным облаком, из перегороженных комнат доносится пьяный смех.
Официантка останавливается у одной из раздвижных дверей:
– Хорошего отдыха, Каваками-сан.
Едва мы переступаем порог комнаты, как навстречу нам бросается белый королевский пудель.
– Помпом, не так быстро, а то опять будет понос! – кричит кто-то.
Четверо мужчин и одна женщина сидят на коленях вокруг низкого столика и выжидающе смотрят на нас. Первым делом замечаю неподалёку от них маленькую сцену с навязчиво мигающей караоке-установкой.
– Это та самая Розовая шляпа? – спрашивает по-английски мужчина во фраке и цилиндре.
– Это Малу, – отвечает Кентаро.
– Малу-сан, очень рады наконец-то с тобой познакомиться! – дружелюбно улыбается самая красивая японка, которую я когда-либо видела. На ней кимоно из вишнёво-красного шёлка, лицо покрыто белилами. Гейша?
Будто прочитав мои мысли, она с лёгким кивком продолжает:
– Кентаро говорил только о тебе!
– Это Чиёко, – бурчит Кентаро. – Чиёко, обещавшая меня не позорить.
Странный дэнди в цилиндре снова подаёт голос:
– Но где же та самая розовая шляпа? Я так радовался, что увижу её вживую! – он трясёт масляными кудрями. – Помпом, ты видишь розовую шляпу? Я – нет. Эх, а мы так радовались, да-да-да.
Гигантский королевский пудель кокетливо гавкает.
Бросив на меня извиняющийся взгляд, Кентаро громко объявляет:
– Позволь представить тебе Хаи Гранто и его большую любовь Помпом.
– Большую и единственную любовь, да-да-да – подозвав пуделя, Хаи Гранто чмокает его в нос.
– Это Таску.
Юноша, о котором говорит Кентаро, небрежно курит сигарету и спрашивает:
– Ты уже сняла с него заклятье?
– Таску! – предупреждающе одёргивает его Кентаро.
– Видимо, нет…
Сказанное шёпотом переводится.
– А чего вы ждёте? – шмакает какойто бородатый волшебник с морщинистой лысой головой. – Молодёжь такая зажатая! Любите так, будто каждый день – последний! И я говорю не о качестве, я говорю о количестве! Однажды вы проснётесь старыми и немощными. Любите, пока можете!
– С ним ты уже знакома, – с сожалением вздыхает Кентаро и отвечает по-японски: – Акамура-сан, мы ведь договорились, что сегодня обойдёмся без советов.
Точно, тот самый древний старик из магазина школьной одежды!
– Сынок, ты и впрямь думаешь, что я позволю тебе мной командовать? – хмыкает Акамура, с наслаждением потягивая пиво Кирин.
Мужчина, сидящий во главе стола, впервые шевелится. На нём чёрная юката, шея и руки все в татуировках.
– Пусть эти
