Дождь в Токио - Ясмин Шакарами

– На случай, если из-за Кая помада смажется, – подмигивает Ая.

Дрожа от волнения, открываю мешочек и беру в руки синее карманное зеркальце.

– Ты починил его? – оторопело спрашиваю я.

– Хай, соединил осколки с помощью золотого клея, – улыбается Хару.

– Кинцуги, – шепчу я, прослеживая золотые линии пальцем.

– Да, старшая сестрица, кинцуги.

Словами не передать, как я благодарна.

– Хару, подарка прекраснее я в жизни не получала! Аригато годзаимасу.

– Надеюсь, тот человек тебя не обидит, иначе ему придётся иметь дело со мной! – Хару сжимает крошечные кулачки и устанавливает мировой рекорд по очаровательности.

– Не плачь, Малу-чан! А то испортишь мой шедевр! – икает Ая, по щекам которой тоже текут слёзы.

Расстрогавшись, я прячу зеркало в сумочку и шепчу:

– Я не заслуживаю вас.

– Чушь, – всхлипывает Ая. – Теперь поторопись, не то пропустишь свидание! Я выторговала для тебя время до одиннадцати часов вечера. Но на этот раз не опаздывай!

Механически киваю.

– Гамбаттэ! – Харуто поднимает большие пальцы.

– Подожди, Малу! – Ая хватает меня за руку. – Что ты хотела рассказать?

В спину вонзаются сотни ножей.

– Ничего важного. В другой раз.

По дороге к Синдзюку происходит чудо: я еду в купе поезда совершенно одна (не считая танцующего шимпанзе в рекламе нового iPhone). Для многомиллионного мегаполиса Токио это что-то из ряда вон выходящее.

Какое-то странное чувство… Достав зеркальце, я шепчу:

– Майя?

Её лицо появляется за тонкими золотыми прожилками. Сегодня она выглядит иначе, взрослее, почти как настоящая женщина.

– Мы сильно изменились за последние два года, да? И грудь видно без микроскопа.

Я слышу её смех: идиотский и невероятно заразительный.

– Мама с папой звонили. Было тяжело. Они бодрятся, но от этого только хуже. Очень рада, что в такой день нахожусь очень далеко от дома.

С радостным трезвучием в поезде объявляют следующую станцию:

– Цуги ва Синдзюку дес [5].

– Как видишь, Хару починил твоё счастливое зеркальце. Помнишь те волшебные летние ночи в саду? Как-то раз, подняв зеркало к небу, ты начала подсчитывать, сколько световых лет разделяют звезды и их отражения. Такое огромное расстояние мы и представить себе не смогли, – я грустно смеюсь. – Интересно, какие дали теперь разделяют нас.

Поезд, гудя, подъезжает к станции Синдзюку.

– Я так боюсь потерять Аю. Но ещё страшнее – потерять Кентаро. Я потеряла тебя, и от этого всё ещё больно. Неужели я проклята терять людей, которые много для меня значат?

Прижав зеркальце к груди, обращаюсь в слух.

– Каждый год ты дарила мне на день рождения те глупые самодельные сертификаты. Они до сих пор где-то пылятся. Хочу обналичить их все – пожалуйста, пусть джедай придёт! Я наломала дров, на месте Кентаро даже разговаривать бы с собой не стала. Используй свою магию вуду, подчини его волю, заколдуй, сделай так, чтобы он ждал меня у магазина UNIQLO! Надо всё исправить. Я так жалею, что вру. Сегодня вечером буду слушать только сердце.

Поезд тормозит, и я целую отражение:

– С днём рождения, Майя.

Кентаро я замечаю сразу, хотя он стоит спиной. На нём изумрудно-зелёная юката, которую он носил в нашу первую встречу в парке Ёёги. Рядом с современными манекенами он напоминает героя романа из далёкого мира – холодный и загадочный. Почувствовав моё присутствие, он оборачивается и улыбается.

Поймав его взгляд, я чувствую огромную радость, отчего срываюсь на бег.

– Додзикко, ты что делаешь?

Я ускоряюсь, не отрывая от него глаз.

Он отшагивает назад, маша руками:

– Убить меня хочет? Притормози!

Пешеходы испуганно шарахаются, чья-то собака лает, откуда-то доносится громкое: «Гайдзин!»

Наконец оказавшись в объятьях Кентаро, я чувствую безграничное счастье.

– Кен-чан, – шепчу я. – Я боялась, что ты не придёшь.

Он замирает.

Прячу лицо на его тёплой груди:

– Пожалуйста, не оставляй меня.

Вздрогнув, Кентаро прижимает меня к себе и шепчет:

– Никогда, додзикко.

– Ну что, теперь в отель любви?

Вся романтика лопается, как воздушных шарик.

– Ты сказал «отель любви»? – пугаюсь я, выворачиваясь из рук Кентаро.

Он с серьёзным видом кивает.

– В смысле, отель, где люди платят тысячу йен, чтобы арендовать секс-темницу?

– Пять тысяч йен, – поправляет Кентаро. – Это почти сорок евро.

– Ты же шутишь?

– И в отеле любви есть не только темница. Можем снять комнату в стиле Хэллоу Китти, Принцессы Парадиза или тюрьмы на случай зомби-апокалипсиса.

– Да ты знаток! – язвлю я.

– Общее образование, – пожимает плечами он.

И это говорит Кентаро? Просто не верится!

– Пойду домой.

– Почему? – провоцирует меня он.

– Я… Думала, что мы разделили особенный миг, – запнувшись, я отмахиваюсь: – Забудь!

– Так и было, додзикко. Однако я дал тебе обещание, помнишь?

– Какое?

– Никакой банальщины, никакой сентиментальщины и никакой слащавости в твой день рождения, – добросовестно перечисляет Кентаро. – Кажется, мы нарушили все три правила.

– Для тебя больше нет правил! – я невольно улыбаюсь.

– Обещание есть обещание, – голос Кентаро звучит глубже и соблазнительнее. – Или твоё новое желание – вернуться к разговору об отелях любви?

Смущение накрывает меня гигантским цунами.

– Истолкую твоё молчание как отказ, – смеётся Кентаро. – Прекрасно, тогда отправимся в Кабукитё! Для дня рождения я продумал замечательное неромантическое свидание, без затей и поэтичности, как раз в твоём вкусе.

– Свидание? – переспрашиваю я.

– Твоя идея, додзикко, – подмигивает он. – Не забирай слова обратно.

Сомнительные караоке-клубы, прокуренные бары и шумные игорные притоны – Кабукитё очень понравится искателям опасных приключений. Этот развлекательный район считается оплотом преступности и контролируется японской мафией. У тёмного микрокосмоса своя особая атмосфера, шероховатая и загадочная, с налётом гламура. Высокие здания увешаны щитками и рекламой: непонятно, как они ещё не рухнули. Дорогие автомобили рассекают по переулкам, из бурлящих глубин ресторанов доносится звяканье открывающихся касс.

Скольжу взглядом по освещённым плакатам: полуобнажённые женщины с кроличьими ушками, аниме-девочки с огромной грудью и гангста-рэпер Пикачу.

– Куда мы идём? – неуверенно интересуюсь я.

– В моё любимое заведение.

– В твоё любимое заведение в Кабукитё?

Кентаро усмехается:

– С каких пор ты такая консервативная?

– В путеводителе написано, что в этом районе надо соблюдать осторожность.

– Неужели? А почему?

Быстро оглядевшись по сторонам, я шепчу:

– Ну… из-за якудза.

– А в путеводителе написано, что слово «якудза» неуместно? Восьмёрка, девятка, тройка – худшее сочетание цифр в игре ойчо-кабу, при котором карта в руке ничего не стоит. Слово «якудза» происходит от этих трёх чисел. И означает «бесполезный».

– Без разницы, мы ведь всё ещё говорим о мафии.

– Для меня разница есть. Не хочу, чтобы сегодня вечером ты лишилась пальца.

– Стоп, снова твои несмешные шуточки?

Мы пробегаем мимо закусочной: в нос бьёт запах пива и жареной курочки.

– Сейчас