На память милой Стефе - Маша Трауб
– Лея, звезда моя, ты беременна? – уже кричал с балкона Жан, перебудив и горлицу, и попугаев. Те загалдели в ответ. Кажется, даже курица, которая жила в соседнем доме и будила меня громким квохтаньем, сообщая о снесенном яйце, тоже закудахтала.
– Да, и кажется, от тебя! – крикнула в ответ Лея.
– Как это возможно? Мы несколько лет не могли зачать ребенка, и теперь ты говоришь, что беременна! И сообщаешь первому не мне, а Саулу! Почему? – кричал с балкона Жан.
– Ты еще громче кричи, чтобы уже весь дом услышал! – зашипела на него Лея.
– Уже весь дом слышит, – ответили жильцы с другого балкона. – Наши поздравления!
– О, это надо отметить! – Жан переключился с Леи на соседей. – Заходите!
– Эй, ничего, что я здесь? И вообще-то в шоке. Я не собиралась становиться матерью в ближайшее время! – закричала Лея. – И если бы не Саул со своими книгами, еще бы некоторое время думала, что ты меня отравил своим ростбифом, поэтому меня так тошнит!
– Дорогая, что ты хочешь на завтрак? Я могу сделать куриные крылышки! – кричал Жан.
– Да, хочу крылышки! – кричала в ответ Лея.
– Кто еще хочет крылышек, приходите завтра на рынок! В честь беременности моей ненаглядной Леи сделаю всем скидку! – заорал Жан.
– О, ты всегда найдешь повод сделать бизнес! – возмутилась Лея. – Даже на ребенке, который еще не родился!
– Подожди, только я не понял, почему ты разговаривала с Саулом! Разве он отец твоего ребенка? Почему он узнал об этом первым? – Жан застыл на пороге балкона.
– Я же предупреждал! – крикнул я Лее.
– Это Мустафа виноват! И его длинный язык! – Лея погрозила Мустафе кулаком. – А ты станешь крестным! И даже не смей отказываться! Все из-за тебя! – крикнула мне Лея, уже заливаясь слезами счастья.
– Почему все из-за него? Он отец ребенка? – не понял Жан.
– Господи, какой ты все-таки тугодум! Если бы не Саул, мы бы с тобой не сошлись! И если бы не его книги, которых он прочел слишком много, я бы сейчас не узнала, что беременна! И кого после этого мне благодарить? – Лея, продолжая кричать, поднималась по лестнице. Кажется, все соседи вышли, чтобы ее поздравить.
– Меня, конечно, благодарить! – выскочил на лестницу Жан. – Я же не только книжки читаю, а еще кое-что другое делаю.
– Боже, избавь от своих пошлостей, не забывай, что здесь дети! – воскликнула Лея и с нежностью прижалась к Жану.
– Теперь ты точно выйдешь за меня замуж! И как можно скорее! Все слышали? У нас скоро свадьба! – закричал Жан. – И все приглашены!
…Вечер прошел в поздравлениях и пожеланиях. Лея то плакала, то смеялась. Жан кидался к плите, чтобы немедленно приготовить еще что-нибудь. Потом забывал, зачем шел, и возвращался, чтобы обнять Лею. Мною тоже все восхищались, не понимая, как я мог первым заметить признаки беременности.
– У мальчика удивительный взгляд на эту жизнь, – тихо заметила бабуля. – Только жизни он совсем не знает. Так много видит и так мало понимает. Или, наоборот, очень много понимает, поэтому молчит.
Если честно, я очень устал и ждал, когда все наконец разойдутся. Несмотря на радостную новость, которую я неожиданно даже для себя принес, на душе оставался тяжелый осадок. Моя теория со спрятанными в книгах записками, письмами и сбережениями не подтвердилась. Мальчишки выглядели расстроенными, и я не знал, как увлечь их литературой. Пытался рассказать про удивительный, особенный запах старых книг, который ни с чем не спутать и ни с чем не сравнить. Что старые книги хранят магию – ручной, горячий набор в типографии, когда слова складывались из специальных пластинок с буквами. Я рассказывал про запах типографской краски, про то, как громыхают машины, выплевывавшие листы. И что каждая книга – произведение искусства. Что раньше иллюстрации вручную вклеивались в страницы, а сами рисунки теперь считаются произведениями искусства.
Андрей, понюхав книгу, сказал, что она пахнет старыми носками. А Мустафа добавил, что старыми грязными носками, провисевшими сто лет в старом мокром сарае. Я напомнил им, что козий сыр, некоторые его сорта, пахнут точно так же, в смысле грязными носками из старого сарая, но книги – это другое. Они смотрели, как я раскрывал книгу посередине и вдыхал запах. Кажется, оба считали, что я тронулся умом. Но современные подростки думают прозаичнее.
– Вы под кайфом, что ли? – уточнил Андрей.
– Господи, как я могу с тобой заниматься? Ты только посмотри на эти буквы, на качество печати, переплета. Да, это кайф – любоваться таким искусным произведением. Эти книги – история. Одного человека. По книгам можно сказать, какой была женщина, которая их читала.
– И какой же? – спросил Мустафа.
– Она знала три языка, помимо русского – английский, французский и идиш. Следила за книжными новинками, при этом обладала прекрасным вкусом. Увлекалась ботаникой, психологией или даже, что было не вполне типично для советской России того времени, психоанализом, но отдыхала на детективах и романах, которые назывались бульварными.
– Это просто. Я бы тоже так мог описать, – хмыкнул Андрей, показывая на разобранную коробку с книгами, где лежали книги на трех языках, детектив Агаты Кристи, работы Фрейда и роман, автора которого я не знал.
– Она любила полевые цветы. Особенно фиолетовые лютики. В России они росли везде, – продолжил я.
– Ага, и являлись ядовитыми при попадании внутрь. – Андрей сверился с телефоном. – Может, она отравительница?
– Не думаю, просто эти лютики что-то для нее значили. Я их встречал в альбоме несколько раз, – пожал плечами я.
– Ее возлюбленный дарил ей лютики, и ими же она его отравила! – высказал предположение Андрей.
– Слишком банально для нее. Она владела словом. Могла и письмом довести до самоубийства, как многие женщины – словами, – хмыкнул я.
– Жан все время причитает, что хочет утопиться после разговора с Леей, – кивнул Мустафа. – А мама твердит, что однажды подсыплет папе яд в еду.
– А моя мама говорила, что хочет задушить папу подушкой! Мы должны искать женщину! – воскликнул Андрей.
– Так, осторожнее на поворотах. Женщины много чего говорят, особенно про своих мужей. Но это не значит, что они исполнят угрозу, – заявил я. – И отстаньте уже от своих мам. Им тоже не просто. Приходится жить не с милыми мальчиками, которыми вы были еще вчера, а с невыносимыми подростками, от которых пахнет грязной одеждой и немытым телом! Умоляю, помойтесь уже. И голову тоже! Или мне придется занюхивать вас сыром тети Элены!
Следующие два дня я ничего не делал – валялся на диване, доедал остатки еды. Даже радовался, что ни Андрей, ни Мустафа
