На память милой Стефе - Маша Трауб
– Такие проблемы были всегда, именно поэтому я прошу вас читать классическую литературу, – ответил я. – Мой отец тоже развелся с моей матерью, когда я был маленьким. Сейчас у него другая семья и другие дети. Я видел их всего несколько раз. Если честно, ревную к ним отца, хотя это глупо. Мне он никогда не уделял столько внимания, сколько достается им. Но это не значит, что я не хотел бы общаться с братьями. Они пока еще очень маленькие. Когда подрастут, я бы с ними повидался. У родителей своя история, у детей – своя, я так считаю.
Мы замолчали и вдруг услышали всхлип – Мустафа заплакал.
– У меня столько родственников, хотите, заберите нескольких! Я больше не могу с ними! – заявил он.
Мы с Андреем сначала опешили, а потом начали хохотать. Спустя пять минут Андрей с Мустафой делили между нами его родственников и чуть ли не по полу от смеха покатывались. Мустафа хотел, чтобы Андрей забрал себе его тетушку и старшего брата. Тетушка была усатой, глуховатой и подслеповатой, а старший брат – редким занудой. Мне же, кажется, они решили передать в родственники мужа той самой глуховатой тети, которому требовался покой на старости лет. Особенно от жены. А еще Мустафа мечтал, чтобы я стал дядей его младшего брата, который в свои шесть лет еще не умел читать и не хотел учиться. Для полиглота Мустафы это было ударом по сердцу.
– Я с ним не справляюсь, – признался он, как иногда говорят учителя про учеников и просят о помощи более опытных коллег.
Потом мальчишки перешли к обсуждению, кого родит Лея – мальчика или девочку – и кто лучше. Мустафа голосовал за девочку, потому что у него имелась куча братьев и ни одной сестры. А Андрей хотел мальчика, чтобы передать ему свои игрушки. Даже я развеселился. Мы продолжали смеяться, когда на балкон ворвалась разъяренная Лея.
– И они еще смеются! – закричала она.
– Вообще-то мы решаем, кто у вас родится, и скоро начали бы придумывать имена, – сообщил я.
– Ты! Как ты мог не проследить? – Лея ткнула в меня пальцем и перешла на «ты». – И хватит мне уже «выкать»! Я чувствую себя старой!
– Не знаю, за чем я не мог проследить, но тебе нельзя нервничать, – заметил я, подчеркнув «тебе».
– Я говорила, что вы ни в чем не виноваты! – за спиной Леи появилась перепуганная Мария. – Андрюша сказал, что это нужно для домашней работы.
– Так речь идет о коробке? – уточнил я.
– Значит, ты был в курсе? – снова разъярилась Лея.
– Да, узнал пятнадцать минут назад. Ну или полчаса назад, – признался я.
– Это моя вина, не выселяйте его, пожалуйста. Мы никому не скажем! – заявил Андрей.
– Вы вообще не должны здесь находиться! И это прописано в договоре, между прочим! А ты привлек их к разбору писем! – Лея продолжала метать громы и молнии.
– И всем это нравилось, – пожал плечами я.
– О, с вами невозможно! – Лея села в кресло-качалку.
– Может, чаю вам сделать? – предложила все еще перепуганная Мария.
– Нет, надо этих накормить, – Лея ткнула пальцем в нас. – В пакете. Иначе меня убьет сначала бабуля, потом Элена, а потом Жан. Но после того, как вы поедите, вас убью я!
Мама Андрея кинулась распаковывать присланный ужин. Пришла Ясмина с уже заваренным чаем. Молча налила в чашку и отнесла Лее на балкон.
– Это поможет, – сказала она.
– О… мне бы сейчас бокал вина помог! – воскликнула Лея.
– Половина бокала еще никому не помешала. – Ясмина выдала ей бокал с вином.
– Точно можно? – уточнила Лея.
Ясмина показала на Мустафу и куда-то на улицу, где бегали и кричали остальные дети.
Пока мы ели, а Лея пила чай, запивая вином, все старались помалкивать. Угроза убийства все еще висела над нашими головами. Но Ясмина принесла какое-то национальное блюдо, которое Лея уминала за обе щеки.
– Это так вкусно! Ясмина, почему ты раньше это не готовила? – восклицала она.
– Э… не все любят ингредиенты, – ответила Ясмина.
Мы старались не дышать – в этом блюде, кажется, была стухшая рыба, тоже давно стухший сыр, острый перец, от которого даже на расстоянии щипало глаза, и еще что-то отчаянно вонючее.
– Это безумно вкусно! Дашь рецепт? Я попрошу Жана приготовить, – попросила Лея.
– Лучше я сама. Жан не станет такое готовить, – заметила осторожно Ясмина.
– Да, он только с ростбифом носится. Кстати, смотреть на него не могу. Тошнить начинает. Это нормально?
– Да, это нормально, – подтвердила Ясмина.
– Так, а теперь вы! Если скажете, что нашли хоть что-то стоящее, я ничего не сообщу хозяину.
– Ничего стоящего, к сожалению, – признался честно я.
– Как это ничего? – возмутился Андрей и следом Мустафа. Они побежали на балкон и принесли книги и найденные листочки. – У Саула проблемы с презентацией, – заявил Мустафа, выходя вперед, будто собираясь делать доклад на заседании научной конференции. Андрей тоже вышел и объяснил:
– В России не преподают этот навык. Но если бы преподавали, Саулу бы не помогло. Он… короче, мы такое нашли!
– Нет слова «короче», есть выражение «короче говоря». Моя учительница Эмма Альбертовна после твоего «короче», сразу бы отправила тебя на пересдачу, – буркнул я. Хотя мальчишки были правы – я не умел рассказывать. Не умел представлять красиво. Мог внятно и грамотно написать, но сейчас был явно не тот случай.
– Можно мы? – уточнил у меня Мустафа. Я кивнул и махнул рукой, мол, делайте что хотите.
Это была заслуга мальчишек, бесспорно. Они так рассказали про найденные в книгах обрывки писем, некоторые с обожженными краями, чтобы скрыть адресата, что даже я заслушался. Детектив вперемешку с любовной драмой. Они изложили мою версию. Был некий Воронов, письма которого матушка нашего хозяина хранила в книгах, а не в общей переписке. Воронов обвинял себя в некоем преступлении. Многие письма были, так сказать, «отредактированы» – что-то замарано, вычеркнуто, заляпано пятнами. Возможно, Воронов являлся биологическим отцом нашего хозяина, а возможно, и нет. Но матушка хозяина явно имела на него зуб, раз хранила письма, которые могли стать не просто компроматом и порочащими честь и достоинство, а доказательством преступления. Какого – пока непонятно. Воронов, судя по оборвавшейся переписке, умер намного раньше матери нашего хозяина. У нее явно были к нему чувства. Не станешь же столько лет прятать письма и гореть желанием отомстить. Только за что? Мальчишки показали Лее письма с подписью Воронова.
– О, тогда
