Сильвия - Майтрейи Карнур
Когда он вернулся, в почте его ждало продолжение – безумное извинение:
«Я не знаю, что на меня нашло. Не знаю, почему отправила вам это письмо. Я просто поняла, что наличие собственной комнаты не обязательно освобождает от необходимости убирать за другими, и подумала, что вы меня поймете. Но мы едва знакомы, и мое сообщение, должно быть, обеспокоило вас. Я не могу винить во всем вино. Я прошу прощения. Также прошу вас не судить моего мужа по моим рассказам (я очень надеюсь, что вы сможете забыть эту историю). Он хороший человек. Дело не в гендерной принадлежности. У него проблемы с контролем гнева, но он работает над этим».
На этот раз подпись «искренне ваша», полная раскаяния, не могла быть шаблонной.
Он не сразу нажал кнопку «Ответить». Вместо этого он принялся за уборку. Беспорядочная груда посуды из нержавеющей стали звенела, пока он вытаскивал из раковины то кастрюлю, то тарелку, то кружку, то ложку – одну за другой. Он выдавливал из пластиковой бутылки на каждую тарелку по струйке разбавленного мыла, натирал губкой до сильной пены и по очереди ополаскивал под краном. Каждый раз, когда он мыл тарелку, на которой подавалось блюдо с куркумой, он промывал губку, прежде чем мыть ею следующий предмет. Он смыл водой пену, собравшуюся в сливе, и отмыл раковину дочиста. Затем он протер тряпкой кухонный стол. Он разложил книги и канцелярские принадлежности на письменном столе, стряхнул пыль с кровати и сложил простыни, которые лежали в куче уже несколько дней. Он сменил занавески, старые положил в стирку. Он подмел, помыл полы, вытер пыль, пропылесосил, выдраил ванную, вытряхнул органические отходы в компостную яму, остальные собрал в мешок для мусора, который, как утверждалось, был сделан из крахмала тапиоки, чтобы отнести его на городскую свалку, откуда он в конце концов будет увезен и закопан в землю. Он делал уборку, пока не выдохся и не воспарил в сиреневом облаке с легким ароматом. Затем он вылез из треников и свитера, в которых ходил последние четыре дня, и принял холодный душ. Вытеревшись свежим полотенцем, он надел чистые хлопковые шорты с красно-серым клетчатым узором и белую футболку. Он налил дешевое красное вино в кофейную кружку (все бокалы она забрала с собой) и отнес ее к своему столу. Он открыл ноутбук и начал печатать:
«Дорогая Сильвия,
красивое стихотворение. Для меня это многое значит, что ты (вы) поделилась(лись) со мной».
Он на мгновение задумался, прежде чем продолжить.
«Пожалуйста, не стесняйтесь писать о том, что вы написали. Даже горсть горчицы не просочится из моего дома, и я не брошу первый камень – или любой камень».
Он остановился, чтобы подумать, и снова принялся писать.
«Вы когда-нибудь задумывались над тем, как легко произнести “мой муж” на английском и как сложно на индийском языке?»
Сделал еще одну паузу и подписал.
«С любовью,
А. Р.».
Загробная жизнь деревьев
Баобаб называют перевернутым деревом. Когда листья опадают, голые ветви напоминают корни. Дерево выглядит так, как будто оно посажено на неосязаемом небосклоне.
В последние дни радиатор автомобиля начал барахлить. Мотор перегревался и вызывал рывки при движении. Придорожный механик сказал, что вытекает охлаждающая жидкость. Он залатал дыру как мог, но нужно было обратиться в авторизованный сервисный центр. Похоже, машине придется простоять в мастерской не меньше недели. Владелец автомобиля не мог позволить себе остаться так долго без машины. Кроме того, до ближайшего сервиса было как минимум две недели пути отсюда. Он надеялся, что сможет справиться с проблемой, если будет медленно ехать и часто делать остановки.
Машина заглохла посреди полнейшей, казалось, глуши. Он открыл капот и попятился от жара, исходящего от радиатора. Закончилась вода. И у него не было наличных. Он собирался снять в банкомате возле дхабы, где останавливался на обед. Но его собака сцепилась с парой местных бродяжек, и он забыл обо всем остальном, пытаясь дотащить ее до машины. Стояла жара, и марево на шоссе могло бы заполнить озера. Вокруг не было ни одного дерева, так что видимость была во все стороны на целые мили. Он заметил что-то, что могло быть небольшим магазинчиком или дхабой, но идти до него было не меньше километра. Он выпустил собаку, и она тут же помочилась на ближайший камень и села, задыхаясь, в ожидании воды. Он стоял на месте, надеясь поймать проезжающую мимо машину и попросить воды, но никто не останавливался.
Когда прошло достаточно времени и свет вокруг стал коричнево-желтым, а машина – черно-красной, из пляшущих на дороге волн появился чей-то силуэт. Сначала он напоминал большое дерево, высота которого казалась меньше из-за расстояния, – символ детства, проведенного в Старом Свете. Но он двигался в его сторону. Когда он приблизился, стало ясно, что это человек и он идет, пошатываясь, словно из-за мозолей на ногах. Он был в грязной одежде, ничем не выделяясь из местного стиля. На его лице было пустое выражение. Как и в случае с большинством деревенских мужчин, трудно было определить его возраст. Из-за погодных условий они выглядели старше своего возраста, но тяжелые физические нагрузки позволяли им оставаться достаточно подтянутыми, чтобы скрывать признаки раннего старения. Это была ловушка с двойным дном. Ему могло быть от сорока до шестидесяти лет.
Мужчина подошел к машине. Как ни странно, собака, которая всегда с подозрением относилась к незнакомцам, не зарычала. Она обнюхала его и завиляла хвостом, и незнакомец погладил ее по голове. Он спросил
