Ночь между июлем и августом - Дарья Золотова
— Да ну, здесь же всё неживое, — сказала как-то Лиля в ответ на очередные Ритины восторги. — Без души. Сюда можно людей взамен «Икеи» водить.
— «Икея» живее, — сказала тогда Рита, и это был не комплимент «Икее». В городе, где Рита росла, «Икеи» не было — но были толстые белые каталоги с тонкими, хрусткими белыми страницами и бесконечными рядами одинаковой белой мебели на них. Именно эти каталоги, которые раздавали бесплатно распространительницы с неулыбчивыми лицами, сформировали Ритин вкус и представление о богатстве. Это, в сущности, в её случае было одно и то же.
И Лиля, и Марк пытались одно время по мере сил овеществить и тем самым одухотворить своё неживое, нежилое жильё: Марк расставлял по полу вазы, по вазам — пучки цветов, Лиля заполняла зияющие полости полок недопроданными расписными чашами, развешивала по стенам написанные цветными ручками аффирмации. Потом оба сошлись на том, что вышла пошлость, и вернули квартире её мертвенную чистоту от любых проявлений индивидуальности.
Рита любила проводить здесь время. Она вмерзала в окружающую белизну, замирала на скользкой бежевой коже дивана и завороженно вглядывалась в лицо гигантского телевизора. Он включался в этом доме исключительно для неё: ни Лиля, ни Марк телевизор не смотрели. Рита тоже, конечно, этим не занималась, когда приезжала в родной город к бабушке. Но у Лили-то в квартире было совсем иное дело — качество изображения на плоском и длинном прямоугольнике казалось не хуже, чем в кинотеатре, а самое главное — там были кабельные каналы, штук двести каналов, непросмотр которых ежемесячно оплачивал Лилин папа. «Чтобы всё как у людей», — говорила про это Лиля тем же тоном, что и про загс и тамаду.
Рита по такой логике была нелюдем — о кабельных каналах она бессильно мечтала всё детство, но оставалось только слушать рассказы везучих одноклассниц да забегать раз в пару месяцев к кому-нибудь из них в гости и присасываться глазами к экрану, пока не выгонят или не вызвонит мама. У каналов были удивительные названия, напоминавшие по звучанию марки иностранных шоколадок — только шоколадки хотя бы можно было купить. Jetix, Nickelodeon, Cartoon Network, Gulli. Когда Рита выросла, все мультики, которые там шли, конечно, уже можно было найти в интернете, а интернет стал дёшев и быстр. Она пробовала, но это было абсолютно не то, как новогодняя ёлка в мае.
— Я, наверно, очень вас стесняю, да? — спросила как-то Рита у Марка, когда он по настоянию Лили вышел проводить её до метро, потому что Рита опять засмотрелась до темноты, а Лиля всегда за неё волновалась, как за непутёвую младшую сестрёнку. — Торчу у вас как идиотка с этими мультиками.
— Совсем нет, — голос у Марка был как один из его свитеров: мягкий, тёплый, но с едва ощутимой шершавинкой. — На самом деле я даже знаешь что скажу? Я тебя понимаю. Честно. Я сам в детстве мечтал о кабельном. Одноклассники у меня смотрели аниме по каким-то каналам, у меня таких не было. Я покупал пиратские диски, чтобы хоть как-то быть в курсе и влиться в компанию. Все карманные на них спускал. Не влился.
Рите захотелось сказать ему что-нибудь сочувственное, но она так и не смогла придумать что. Сама она всегда была влита во все компании — там её беззлобно терпели.
— Я бы и сейчас сел посмотреть, — Марк приостановился у входа в метро, продлевая момент откровенности. — Но как-то глупо себя чувствую, не знаю. Ощущение, что Лиличка не поймёт. Вот ты, Рит, — ты совсем другая. Ты не стесняешься никому никем показаться, ты просто такая, какая есть. И оставайся такой, хорошо? Не слушай никого, не позволяй себя переделывать ни под чьи стандарты. Даже если… Ладно, я что-то много болтаю, а уже так поздно и тебе надо ехать, да? Ты прости.
Он неловко приобнял её на прощание бесконечно длинной рукой. Рита смотрела ему в подмышку и дышала его едва уловимым запахом.
Лиля тоже совсем не была против Ритиных мультиков — она этому умилялась, как если бы Рита была лет на десять младше и заскакивала к ним домой после школы. Лиля дала ей запасные ключи, Лиля сказала — приходи в любое время. Даже если нас нет дома, ты слышишь? Включай телевизор, включай что угодно. Наш дом — твой дом.
Рита слышала. Даже если их нет дома.
В какой-то момент она стала приходить со своими ключами, только если их гарантированно не было дома. В какой-то момент она стала уходить раньше, чем кто-либо из них вернётся. В какой-то момент она впервые ушла отсюда, унося с собой в сумке невесомый тюбик помады и увесистую коробочку теней. Она знала, что Лиля подарит, если попросить. Но в том-то и дело, что по какой-то странной прихоти сознания ей принципиально не хотелось просить.
В какой-то момент всё пошло не так. Ужасно, ужасно, ужасно не так.
* * *
И вот теперь Рита и Марк — муж Лили, убийца Лили, — сидели бок о бок на скользкой спине дивана, и телевизор отражал их бледные напряжённые лица сквозь слой пушистой пыли.
— Включить? — спросил Марк, и его голос был так близко от её кожи, что левая, сопряжённая с его телом половина шеи покрылась крупными, ледяными, как градинки, мурашками.
Рита неуверенно кивнула — нет, не кивнула, просто подбородок дёрнулся, как у паралитика. Тело затекло, сдавленное страхом.
Телевизор щёлкнул, моргнул и показал мутно-серых парней в майках. Экран рябил, будто в телевизоре у Ритиной бабушки. Мутные майки пели что-то старое, иностранное, неуловимо знакомое.
— Сейчас переключу, ты на каком обычно смотришь? Прости, я сам не помню.
— Не надо, — выдавила Рита остатки голоса в воздух. — Хорошая песня, я её раньше слышала. По радио.
— Я тоже, — отозвался Марк — Рита ощутила, как его тело, иллюзорно расслабленное, откинулось спиной на спинку дивана. — Я когда-то много слушал радио. Что-то как из другой жизни, да? — Молчание длиной в два испуганных Ритиных вдоха. — Я иногда включаю этот канал, когда дома один. Как у тебя мультики вот, да. Только я бы, наверное, не смог включить при Лиличке. Она не знает.
Парни пели, потом показывали почему-то каких-то плавающих рыб. Потом рыбы плавали между парней. Рита отупело смотрела в тупые рыбьи глаза и чувствовала себя ей, бессловесной, неуместной.
— Выглядит, как будто я жалуюсь, да? — он, кажется, повернул к ней свой разделённый ямочкой подбородок, но у Риты не