Джинсы, стихи и волосы - Евгения Борисовна Снежкина
Ангел увлеченно разглядывал что-то у себя под ногами.
– Поэтому концепция твоя глупая. Не с точки зрения всяких идеологий, а чисто из шкурных соображений.
– Подождите, – вмешалась я. – Ангел, а что твоя эта, как ее, Коллонтай говорила про женщин? Они тоже могут свободно выбирать партнеров?
– Да, точно так же, как и особи мужского пола.
– И никто им не может отказать?
– В этом и концепция…
– Прямо совсем-совсем любого?
– Да, любого.
– То есть я иду по улице, вижу симпатичного человека, говорю: «Мужик, я хочу тебя», беру за руку и увожу?
– Да.
Я посмотрела на Ли.
– Так?
Я поцеловала Ли в губы, как можно сексуальнее, с языком. Ли сначала замер, потом попытался отстраниться, но я его удержала, затем подался вперед и попытался ответить, но тут отпрянула я.
– Так?
– Примерно.
Ли вмерз в скамейку, его кулаки были плотно сжаты, он смотрел на меня.
– А дальше? – хмуро спросил Бранд.
– А дальше как получится, – я упивалась своим сексуальным подвигом.
В эту секунду Ли ожил, вскочил и убежал.
4
Делать было совершенно нечего. Из знакомых на Петровке только Валенок – и тот зарылся в свои бесконечные бумажки. Покурила, выпила кофе, но дел от этого не прибавилось. Тогда я начала приставать к Валенку.
– Валенок, ну пойдем погуляем… Брось ты эти бумажки… Много тебе еще писать?
– Отстань, дай дописать.
– Что пишешь?
– Проект акта.
– А это что?
– Забудь.
– Ну Ва-а-аленок, ну пойдем!
– Отстань.
– Ну пойдем! – Я начала дергать его за рукав.
Валенок посмотрел на часы.
– Значит так, дай мне десять минут. Потом я по делам, могу тебя с собой.
Десять минут я ковырялась в носу, потом Валенок собрался и кивнул мне:
– Пошли.
– А куда?
– Ты хотела просто идти.
– Ну хорошо, хорошо.
Мы пошли по Петровке. Проходя мимо главной мусарни, Валенок показал на нее и сказал:
– Вот тебе «Следствие ведут знатоки».
Потом он остановился на углу Петровки и Каретного, вытащил из портфеля несколько книг, завернутых в газету, потом сунул портфель мне.
– Значит так. Стой здесь и жди.
– Чего ждать?
– Меня, но, главное, не смотри, куда я иду. Просто стой и жди.
И скрылся в переулке.
Я стояла около Петровки, 38 и тихонечко покрывалась мурашками. На фига я с ним поперлась? А вдруг это та самая незаконная деятельность? Окончательно испугаться я не успела, потому что вернулся Валенок, и на этот раз у него за плечами был туристический рюкзак.
– Пошли.
– Теперь куда?
– Напоминаю, ты просто хотела гулять.
И мы пошли в сторону Садового кольца.
– Слушай, а правда, Бранд говорил, что у тебя дедушка какая-то большая шишка?
– Прадедушка.
– А кто он?
– Какая тебе разница?
– Ну скажи.
– Физик.
– Просто ученый?
– Не совсем. Академик.
– А что в нем такого тогда шишковатого? Ну подумаешь, академик… Чего он такого сделал?
– Бомбу.
– Ого.
– А почему ты с бабушкой живешь?
– Долгая история.
– Скажи, все равно долго идти.
– Потому что родителей моих посадили.
– Это я знаю.
– За распространение антисоветской литературы.
– Допустим, тоже знаю. Но тебя же тоже должны были в детский дом отправить?
– Почему? У меня бабушка законный опекун.
– Но ты говорил, что официально сирота?
– Есть такое.
– А как так получилось?
– Ты прям живой журнал «Хочу все знать».
– Не ругайся. В конце концов, это обыкновенное девичье любопытство.
– Мороженое хочешь?
– Хочу.
– Какое?
– «Бородино».
– Хорошо.
Валенок рванул к киоску с мороженым, а я дала себе слово, что не дам ему соскочить с темы.
– Куда дальше?
– На Миусы.
– А Миусы – это где?
– Ты совсем города не знаешь?
– Не-а.
– Приблизительно между «Новослободской» и Лесной.
– Вообще ни о чем не говорит.
– Ладно, покажу.
Мы блуждали в переулках, потом Валенок опять меня бросил и шмыгнул в подворотню. Вышел без рюкзака, но с книжкой.
– А сейчас куда?
– На Воровского.
– Но все-таки ты не сказал, почему в результате ты сирота?
Мы вышли на большую улицу.
– Смотри, – Валенок показал на огромный уродливый дом.
– Ужасно грубый дом. Какая гадость.
– Тоже мне гадость. Ничего ты не понимаешь. Это московский авангард. Ради этого дома архитекторы и искусствоведы приезжают в Москву со всего мира.
Я еще раз посмотрела. Ничего интересного – уродливый стеклянный цилиндр, на котором лежит папка. Что они в этом нашли?
– Ладно, пошли дальше. – Валенок схватил меня за руку.
– Но все-таки?
– Вот прилипла.
– Интересно же! Семейные тайны! Страсти! Романтик!
– Да никакой романтики. Бабушка любила прадеда и спокойно относилась к советской власти. С матерью они поругались. Когда мать посадили, бабка запричитала, что, не дай бог, она помрет и квартира достанется ее любимой советской власти. Тогда мать с отцом отказались от родительских прав, и я остался только у бабушки. Проза жизни.
– Интересно! Я вообще никогда о таком не слышала!
– Бывает и не такое.
– А откуда ты знаешь про авангард?
– Книжки читал.
– Какие?
– Ты мою квартиру видела? Тогда чего спрашиваешь?
– Ты такой умный! Тебе бы в универе учиться! На историческом каком-нибудь… Или юридическом…
– Это с моей биографией? Таких в университет не берут.
– А куда берут?
– В заборостроительный. Только я туда не пошел.
– А почему не пошел?
– Не хочу.
– Почему?!
– Зачем? Ради бумажки? Мне не нужна работа, которая мне не интересна, которую я не уважаю. Лучше и правда дворником.
– Смешной. Дворник с пропиской в особняке.
– Какой есть.
Мы дошли до «Баррикадной», опять перешли Садовое.
– Улица Воровского, бывшая Поварская.
– Там повара жили?
– Ну почти. Весь этот район действительно имеет отношение к кулинарии. Здесь до сих пор остались переулки про еду – Столовый, Скатерный и Хлебный.
Валенок опять остановился, вытащил еще несколько книг из портфеля, велел ждать и скрылся в переулке. Вернулся, впрочем, без всяких книжек.
– Что ты с этими книжками делаешь?
– Меньше знаешь – крепче спишь. Поговорка такая. Ты и так заставила меня говорить то, чего я не хотел, так что или заткнись с расспросами, или тебе направо, мне налево.
– Все. Молчу.
Я и подумать не могла, что Валенок обидится. А он обиделся зачем-то… Надо было срочно менять тему.
– Ой, а это что за красивый дом?
Валенок пожал плечами.
– Обычный московский модерн. Ничем особо от киевского не отличается.
– Ну тоже скажешь…
– Серьезно. В Москве по большому счету уникальный архитектор эпохи модерна только один – Шехтель.
– А твоих авангардистов?
– Авангардистов гораздо больше: и Голосов, и Мельников и Щусев…
– Щусев?
– Который мавзолей с мумией.
– А.
– А модернисты строили типовые домики.
– Но красивые!
– Просто у тебя обывательское представление о красоте.
Я рассматривала голубой особняк с высокими скругленными окнами, женскими головками на фасаде,
