Шум - Рои Хен
– “Рай тут”! – Ноа требует оценить и надпись на коробке. – Ну потрясающе же!
Парочка интересуется, работает ли Ноа с актером, та объясняет, что подошла сюда пару минут назад и была совершенно поражена. Ноа пытается было убедить их бросить еще одну монетку, чтобы снова пережить чудо, но растаманы сообщают, что очень спешат, и дреды скачут на их удаляющихся спинах.
Ноа тоже должна двигаться дальше, отмечать свой день рождения в отеле на тайной вечеринке для одной гостьи, с рум-сервисом и всем остальным, но она не может оторваться от живой скульптуры и мучающего ее вопроса: будь я на его месте, как долго я смогла бы простоять неподвижно?
– Ой, что это? Вон, вон, смотри!
Жизнерадостная пожилая дама с размазавшейся помадой тянет за собой маленькую девочку с торчащими в разные стороны косичками.
– Идем скорей. Идем. Смотри! – теребит бабушка внучку. – Знаешь, что это, куколка? Как это называется? Это дерево!
Молодец, что дала внучке ответить, злится Ноа, но вспоминает, что сто раз и сама вела себя с Габриэлой так же. Малыши иногда делают такие паузы, перед тем как ответить, что можно взорваться.
Внучка, засунувшая в рот все пальцы одновременно, заинтригована, но прячется за ноги бабушки, которая и сама похожа на согнутое ветром дерево.
– Чего ты испугалась? Это просто дерево.
“Просто” звучит унизительно. Ноа склоняется к девчушке и растолковывает:
– Если в коробку положить монетку, то дерево начнет двигаться. Попроси у бабушки – и увидишь.
Бабушка игнорирует намек и предлагает альтернативную программу:
– Встань у дерева, я тебя сфотографирую для мамы.
Внучка отрывается от бабушкиных ног и семенит к человеку-дереву.
– Яблочко! – радостно вскрикивает девочка, узнав фрукт.
Художник на мгновение поворачивает голову, быстро подмигивает девчушке и снова застывает. Ноа в восторге.
– Улыбнись, – требует бабушка, не замечая ничего. – У-лы-боч-ка!
С детства от нас требуют улыбаться на фотографиях, думает Ноа, чтобы показать, что мы счастливы. Она спрашивает себя, найдется ли среди тысяч ее фотографий хотя бы одна, на которой улыбка не фальшивая, хоть одна улыбка, которая возникла до появления камеры или осталась после того, как снимок был сделан.
– Не смотри на него, смотри на бабушку, красавица моя, я здесь, ку-ку, солнышко!
Бабушка явно не собирается жертвовать деньги живой статуе, и Ноа кладет в коробку еще одну сотню. “Ш-ш-ш!” Змей отправляется в путь, лицо девочки кривится, и она разражается ревом.
– Это не настоящая змея, дорогая, это искусство, – успокаивает ее Ноа, но бабушка уже тянет внучку дальше.
На лице у дерева появляется усталость. Ноа подходит к ящику, на котором он стоит, и шепчет ему снизу:
– Ты особенный! Ты знаешь, я как-то видела в Париже, возле Лувра, одного, который переодевался в… ну как это… из Египта, тьфу, вылетело из головы, ну же… мумия! Точно – мумия! Но костюм покупной, ноль оригинальности, с тобой вообще не сравнится, ты… Послушай, я из муниципалитета Тель-Авив-Яффо, и мы всегда поддерживаем новаторские художественные проекты и сейчас тоже в поиске молодых талантливых людей, так что если ты заинтересован… Погоди, я тебя отвлекаю, когда разговариваю с тобой? Прости! Я просто обязана была сказать тебе, что ты просто молодец. Правда!
Она знает, что звучит занудно, что захлебывается в собственном словесном потоке, но еще она знает, как важно сказать доброе слово тому, кто этого заслуживает. Люди так скупы, когда дело доходит до похвалы, особенно с незнакомцами. С щедростью мецената она кидает в коробку еще одну сотенную купюру.
Змей снова испускает шепот искушения, дерево протягивает яблоко, подбрасывает и возвращает его на место.
– Ух! – смеется Ноа. – Это действует на меня безотказно! – Легкая дрожь пробегает по ее телу, и она обнимает себя. – Тебе не холодно так стоять? Сегодня совсем не жарко.
Чтобы согреться, Ноа топчется на месте.
– Ты же стоишь здесь часами. Может, хочешь пить? Я могу принести бутылку воды. Хочешь? Моргни, если хочешь. Ты случайно моргнул или это было “да”? Если я положу еще денег, ты ответишь мне? Не переживай, что я кладу купюры, просто у меня нет мелочи. У меня сегодня день рождения, считай это подарком мне.
Она кладет еще одну купюру. Парень повторяет свое действо и замирает.
– Вот это профессионализм! Снимаю шляпу. Браво. Я восхищена тем, как ты молчишь! Не думаю, что я смогла бы. Дело не в том, что я боюсь публики, у меня на самом деле нет проблем с тем, чтобы выступать перед людьми, на работе я занимаюсь этим постоянно, но в том-то и проблема, что мне легче говорить, чем молчать. Сегодняшний день будто специально придуман, чтобы показать мне, что я не способна молчать. Не поверишь, но меня выгнали с випассаны! Ты когда-нибудь слышал о ком-то, кто не смог промолчать один день? Погоди, ты же понимаешь иврит, верно?
Его губы сжимаются, на лбу появляются морщины, а левый глаз слегка подергивается. Ноа прекрасно знает, что перешла черту, но говорливость сильнее ее. Словесный потоп извергается из нее, она просто не способна себя контролировать, это сродни непроизвольным мышечным спазмам.
– Возможно, прозвучит дико, – продолжает она, – но мне почему-то кажется, что прямо здесь, посреди улицы, я бы могла молчать, посреди этого жуткого шума, прямо под небом. Может быть, суть в том, чтобы самой оказаться скалой, а все остальные – просто муравьи, карабкающиеся по тебе…
Юноша, который до сих пор свято хранил отстраненность, издает короткое рычание и быстрым плавным движением соскакивает с ящика. Будто дерево упало. Это пугает Ноа, и она затыкается.
– Думаешь, можешь поменяться со мной? – Он взмахивает руками, и ветки на них ходят ходуном. Оказывается, у него голос с хрипотцой. – Вперед!
Он стаскивает с себя облачение и, прежде чем Ноа успевает хоть как-то отреагировать, натягивает костюм на нее. Ветка запутывается в ее волосах, и пока она высвобождает ее, молодой человек заталкивает ее левую руку в змеиный чулок. Не говоря ни слова и не спрашивая разрешения, он хватает ее за талию, поднимает и водружает на ящик. Поправляет на ней костюм, как портной на манекене, оценивающе оглядывает и вкладывает ей в правую руку яблоко. А затем отходит и прислоняется к витрине лавки орехов и сухофруктов.
Ноа стоит на перевернутом ящике, ноги у нее подрагивают, она с ужасом смотрит
