Шум - Рои Хен
Вау!!! Вот это сюрприз!
Настоящий подарок на день рождения.
Накануне вечером Нимрод съел последнюю булочку, предназначенную для школьного завтрака Габриэлы. Она же просила его не делать этого, потому что готовит дочке бутерброды по утрам. “Я был голодный”, – совершенно по-детски оправдывался Нимрод, и злая Ноа ушла в ночной супермаркет за булочками, а кредитку, чтобы не таскать сумку, сунула в карман джинсов и… О счастье! В кармане ее и оставила.
В мгновение ока она из иерусалимской побирушки вновь становится той, кто она есть – Ноа Голомб, директор по связям с общественностью и пресс-секретарь муниципалитета Тель-Авив-Яффо. Ноа наклоняется к зеркалу, почти прижимается к нему и шепчет:
– План меняется. Ты валишь отсюда, покупаешь лифчик и пальто за баснословные деньги, снимаешь номер в гостинице и заказываешь обслуживание номеров – сплошь газированное, алкогольное и шоколадное, – потом спишь двенадцать часов кряду, а завтра в два часа дня встречаешь Нимрода на тропинке у “Острова тишины”. И никто никогда ничего не узнает.
Противная скрипочка совести заводит было свою партию, но Ноа отмахивается. Она же не планирует оргию, ей просто необходимо немного себя побаловать. Разве она этого не заслужила?
Шопинг начинается прямо в кафе. Ноа заказывает горячий сахлаб и шоколадный круассан.
День рождения все-таки. Ходия явно хочет извиниться, но Ноа, столь стремительно вознесшаяся по социальной лестнице, больше не интересуется простыми людьми и их мелкими проблемами.
Снимая наличные в банкомате, она прихлебывает липкий, вызывающий привыкание сахлаб. О сладкая финансовая свобода, достигнутая столь горьким рабством.
Сначала в магазин телефонов. Ей не терпится взмахнуть кредиткой и купить новый аппарат, но ее осеняет, что это тут же положит конец выходным.
– А ты повзрослела, девочка, – тихонько хвалит себя Ноа и уходит, ничего не купив.
Туристкой она шагает по улице Яффо, и прохожие кажутся ей ужасно экзотичными, будто она за границей. Следом за толпой ее тянет к рынку Махане Иегуда, и она сворачивает на улицу Агриппас, опьяненная запахами, словно впервые в жизни научилась пользоваться ноздрями. Первый магазин одежды на ее пути – детский, во втором нет даже носка, который она согласилась бы надеть, а в третьем только свадебные платья, в четвертом одежда, годная лишь на день памяти Шай Агнона, пятый закрывается прямо перед ней, а шестой уже закрыт. И тут до нее доходит – шаббат.
Это не испортит ей настроения, она же все равно намеревалась провести остаток дня голой на чистых простынях в отеле. С днем рождения, Ноа, праздник начинается.
Вперед! Где в этом городе лучший отель?
Всего тебе самого-самого!
– Это реально бесит, – бормочет Ноа, снова вспомнив, что она без телефона. – И что мне теперь делать?
Бледный мужчина, толкающий тележку с румяными халами, останавливается рядом с ней:
– Что делать с чем?
– Я что, тебя спрашивала? – вскидывается Ноа. – В этом мире невозможно ни секунды побыть одной! Шаббат шалом, уважаемый!
Ноа переходит дорогу и оказывается на пешеходной улице. Как же легко найти что угодно в чужом городе, если у тебя на ладони знания миллионов людей. Ты выбираешь отель, бронируешь номер, оплачиваешь, а спутник в космосе определяет твое местоположение и направляет по нужному адресу. Но без телефона и люди ни черта не знают, и ни один спутник даже не плюнет в твою сторону. Ты в полном неведении, и ты невидима.
Раньше, когда информацию передавали из уст в уста, можно было расспросить людей на улице, но если приближающийся шаббат, точно извозчик кнутом, хлещет прохожих, подгоняя скорее бежать домой с добытыми птицами, рыбами и сладостями, очень непросто поймать кого-то и получить у него совет.
В кафе официанты заносят с улицы стулья, девушка возраста Габриэлы везет в коляске ребенка, нищий вытрясает из кружки для пожертвований последний лязг и выглядит так, будто его скосплеили из какого-то еврейского местечка в Восточной Европе. Во всей этой суматохе ее привлекает необычное зрелище – посреди пешеходной улицы, на перевернутом ящике с надписью “Рай тут”, стоит молодой человек, переодетый деревом. Лицо его раскрашено – наполовину солнце, наполовину луна. Из прорех в его расшитом блестками наряде торчат настоящие ветки, к которым приклеены золотые листочки, на левую руку натянут чулок с рисунком, похожим на змеиную кожу, а в правой ярко-красное яблоко, которое он прижимает к груди. Он действительно похож на статую. Кошачьи глаза, окаймленные широкой черной подводкой, кажутся застывшими. Даже зрачки не двигаются.
Ноа очарована серьезностью, с которой этот юноша стоит и молчит. Она представляет себе, как он надевал этот костюм, аккуратно просовывая бритую голову, длинную шею. Ноа оглядывается, чтобы выяснить, неужели только она видит это мифическое существо, которое наполовину мальчик, наполовину дерево. Поражается, что никто не впечатлен так, как она. У нее нет мелочи, и она с радостью кидает в картонную коробку у его ног сотню. Внутри всего несколько жалких монет, и сердце Ноа сжимается. А если купюра упадет в коробку, не издав ни звука, дерево заметит? Как тут же выясняется – да.
Дерево, как по волшебству, начинает двигаться – выгибает руку в чулке, пришепетывая по-змеиному, а другой рукой предлагает ей яблоко. Ноа тянет руку, но не успевает даже коснуться яблока, как дерево подбрасывает его высоко в воздух, проворно ловит и возвращает на место у груди.
Его лицо лишено всякого выражения, он снова замирает, и только золотые листочки на ветках продолжают едва заметно трепетать на ветру. Ощущение полного счастья пронизывает Ноа.
– Как красиво, – шепчет она.
– Тьфу, мерзость, – плюет старик в шапке из меха неизвестного животного.
Перед деревом останавливается молодая пара с дредами.
Ноа восторженно тараторит:
– Я уже положила и не хотела бы лишний раз дергать парня, но вам я очень советую.
Растаманы наскребают несколько монет и кладут в картонку. Ноа не
