Райгород - Александр Гулько
В назначенный день, в пятницу, ближе к вечеру, Лейб пришел домой в компании районных начальников. Причем на час раньше, чем Рива ожидала. У нее еще стол не накрыт, даже картошку варить не ставила… Перебрав в уме все мыслимые и немыслимые ругательства, Рива нашла силы не взорваться от негодования. Более того, улыбнулась и сказала, что, пока она собирает на стол, гости могут посидеть в саду, под грушей, выпить по рюмочке. У нее как раз наливка готова, с прошлого года настоялась. Есть сливовая, есть вишневая…
– Нэ жинка в тэбэ, а золото![46] – произнес похожий на борова секретарь райкома.
– А то ж! – согласился Гройсман, улыбаясь.
– Так обе ж и попробуем! – распорядился прокурор и сглотнул слюну.
Через пару минут Рива принесла в сад две банки с наливкой и стаканы. Пожелала дорогим гостям приятного аппетита и ушла в дом. Пока готовила и накрывала на стол, слышала доносившиеся с улицы оживленные голоса и звон стаканов.
Когда пришло время позвать гостей в дом, Рива отметила, что в саду как-то странно тихо. И только она подумала, к чему бы это, как в дом с выражением ужаса на лице вбежал Гройсман. Не в силах произнести ни слова, он жестом позвал Риву за собой.
В саду им открылась страшная картина. Бледный, как бумага, бездыханный секретарь райкома лежал на траве. Прокурор с лицом цвета вареной свеклы дрожащими руками пытался расстегнуть пуговицу на тугом воротнике. Начальника сельхозуправления сотрясали рвотные спазмы. Беспомощный милиционер, привалившись к груше, издавал стоны и хрипы. У всех были выпученные глаза и синие круги вокруг рта. На столе стояла пустая банка из-под сливовой наливки. Под столом валялась вторая банка. Из нее высыпались на траву перебродившие темные вишни. Расталкивая друг друга, их оживленно склевывали суетливые беспокойные куры.
Рива охнула. В голове ее пронеслась мысль, столь же простая, сколь чудовищная. Все это выглядит так, будто они с Лейбом только что отравили половину районного начальства. Если случится страшное, их обвинят во вредительстве, диверсии, убийстве. Кстати, среди тех, кто тогда был на базаре, быстро найдутся свидетели. С готовностью подтвердят, что слышали ее угрозы. Господи! Что же делать?!
– Рива!.. – слабым голосом произнес Лейб и взглядом показал под стол.
Там одна за другой, как подкошенные, валились на траву куры. Задрав вверх желтые измазанные пометом трехпалые ноги, они двигали клювами и выкатывали глаза.
Тут Рива все поняла. «Наливка! Косточки!» – выстрелила в ее голове мысль. Она слышала, что такое бывает, если их много съесть или выпить. Рива посмотрела на Лейба. В ее взгляде был ужас.
– Я только полтора стаканчика выпил… – пробормотал Лейб. – А они как набросились! Раз – и банки нема, раз – и второй нема. Як скаженные![47] «А косточками, – говорят, – закусывать будем…» Что делать, Ривэле? Что нам делать?! Может, доктора позвать?
– Воду! – выкрикнула Рива в отчаянии. – Воду неси!
Пока Лейб бегал к колодцу и обратно, Рива пыталась реанимировать гостей. Дула на них, била по лицу, трясла за грудки. Расстегнула прокурору воротник. Пыталась поднять и усадить партсекретаря. Уложить на бок, чтоб не подавился рвотой, начальника сельхозуправления. Когда Лейб вернулся, Рива выхватила из его рук ведро и стала плескать водой на начальников. Но и это не помогало. Те лишь хрипели, стонали и, как подкошенные, валились с ног.
Тогда Рива ухватила ведро за ручку и за основание и стала прикидывать, на кого бы его опрокинуть. Выбор пал на секретаря. Захлебнувшись ледяной колодезной водой, тот неожиданно пришел в себя и захрипел. Рива потянулась ко второму ведру, но увидела, что Лейб удивленно смотрит куда-то мимо, под стол. Следуя за его взглядом, она посмотрела туда же. И увидела удивительное. Куры, еще минуту назад готовые отдать Богу свою птичью душу, поочередно вставали на ноги, энергично отряхивались и нетвердой походкой разбредались по саду.
– Оживают? – неуверенно выговорил Лейб. – Может, и эти…
– Хорошо бы… – пробормотала Рива. – Иначе наши дети сиротами останутся…
Лейб поднял второе ведро и приготовился вылить его на начальника сельхозуправления. Но тот неожиданно выставил вперед руку и жестом его остановил. Взгляд его в какое-то мгновение сделался осмысленным. Утерев с лица остатки рвоты, он огляделся и, будто прогоняя сон, стал трясти головой. В это время мокрый с ног до головы секретарь райкома икнул и, держась за скамейку, неуверенно встал. Прокурор с широко раскрытыми глазами хлопал себя по щекам и приговаривал: «Отставить!» Начальник милиции стоял на четвереньках, мотал головой и мычал.
Еще через десять минут гости окончательно пришли в себя. Мокрые, грязные, напуганные, они сидели за столом и в недоумении поглядывали друг на друга и на взволнованных хозяев.
Лейб обходил гостей, осторожно их трогал и спрашивал:
– Как вы, Микола Петрович? А вы, Валентин Иванович? Шо-то сердце прихватило, да? Погода сегодня… Душновато немножко, да?..
Окончательно сообразив, что угроза миновала и гостям больше ничего не грозит, Рива неожиданно подумала, что больше не испытывает к ним былой неприязни. Больше того, она даже готова их вынести еще какое-то время. Тем более что картошка уже должна была свариться…
Но до самогона в тот вечер дело не дошло. К еде тоже никто не притронулся. Окончательно придя в себя, гости разошлись. Никто из них так и не понял, что же случилось, почему вдруг на всех так странно подействовала простая наливка. Вроде крепкие хлопцы, могут, как говорится, принять на грудь… Но выяснять и разбираться они не стали. Во-первых, друг перед другом было немного стыдно, а во-вторых, могли возникнуть вопросы, что это их, начальников, связывает с простым заготовителем Гройсманом. Уж не темные ли делишки?
Выпроводив гостей, Рива и Лейб все прибрали. Вернувшиеся домой Сема и Рая получили роскошный ужин. В недоумении спрашивали родителей, что сегодня за праздник. Рива и Лейб ничего рассказывать не стали. Когда дети ушли спать, Рива велела Лейбу поднять из подвала оставшиеся
