Райгород - Александр Гулько
«Скорее всего, – продолжал размышлять Каплун, – эти чертовы посредники что-то напутали с бумагами. В итоге товар, вероятно, попал не на рынки, а в магазины. Где его, понятное дело, никто не ждал. Тем более по таким ценам. Магазины вернули томаты на овощебазу. Там стали разбираться с документами. И обнаружилось, что накладные поддельные. Дальше, как водится, – заявление в милицию, следствие и так далее. И вот они здесь… Как чувствовал! Никому нельзя доверять! Все нужно было перепроверить…»
– Алё, гражданин Каплун, вы меня слышите? – повысил голос улыбчивый. – Чистосердечное признание облегчит вашу участь…
Каплун тяжело вздохнул и сказал:
– Пишите…
Через час его вывели в наручниках.
Проводив взглядом любимого начальника, напуганная до икоты секретарша побежала к жене Каплуна.
Услышав новость, та бросилась к Гройсману. Огорошенный Гройсман, бросив дела, помчался к начальнику милиции. Попросил его разузнать, что возможно. К вечеру тот сообщил неутешительные новости: Каплуну инкриминируют хищение в особо крупном размере. За такое полагался расстрел. Если повезет, пятнадцать лет с конфискацией имущества.
Услышав это, мадам Каплун упала в обморок. Смотреть, как ее обливают водой и отпаивают валерьянкой, Гройсман не стал. Отправился советоваться с районным прокурором. Вернувшись, сообщил, что ситуация действительно неважная. Сделать почти ничего нельзя. Прокурор сказал, что единственный, кто может помочь, – это адвокат Малиновский из Киева. Если он согласится, шансы есть. Небольшие, но есть.
Утром следующего дня Гройсман уехал в Киев.
Расспросив об обстоятельствах дела, Малиновский взял время подумать.
На другой день предложил план. Первым делом он постарается изменить масштаб злодеяния, а именно – уменьшить объем хищения. На втором этапе попытается убедить суд, что преступление совершено непреднамеренно, по недомыслию, в крайнем случае по халатности. Если удастся осуществить задуманное, Каплун получит три года условно.
Гройсман поинтересовался, сколько это будет стоить. Малиновский назвал сумму. Весьма значительную. Кроме адвокатского гонорара, она включала средства на взятки следователям и, возможно, судье. Все организационные вопросы Малиновский берет на себя. Если клиент согласен, он готов приступить.
Еще через день, получив согласие мадам Каплун, Гройсман вернулся в Киев и передал Малиновскому аванс.
В районной инстанции адвокат убедил суд в том, что из Перцовки в Москву было отправлено не шесть вагонов с томатами, а всего один, и тот полупустой. Факт отправки других пяти вагонов подкупленное Малиновским следствие доказать не смогло. В итоге «хищение в особо крупном размере» было переквалифицировано в просто «хищение». За это полагался меньший срок – лет шесть. Дело отправили на доследование.
Следствие длилось еще два месяца. Второй суд должен был состояться в Виннице. Малиновский отправился туда. Выяснил, что дело попало к судье Карацупе. Адвокат навел о нем справки. Узнал, что Карацупа – заслуженный фронтовик, умеренный антисемит и отчаянный ловелас. В частности, уже несколько месяцев добивается расположения артистки местного музыкально-драматического театра Храповицкой.
Через три дня Малиновский и Карацупа ужинали в лучшем в Виннице ресторане. Выпивали, закусывали, говорили за жизнь, вспоминали боевое прошлое. Когда унесли тарелки из-под горячего, Карацупа, затуманив взор, откинулся на стуле и с наслаждением продул папиросу. Малиновский налил судье полный, до краев, фужер коньяка и, глядя в глаза, мягко произнес:
– Надо помочь одному человеку… – И полез во внутренний карман.
Судья жестом его остановил. Отложив папиросу, медленно в четыре глотка выпил коньяк. Покрыв кусок хлеба толстым ломтем розового сала, неторопливо закусил. И только потом закурил, выпустил облако синеватого дыма и вопросительно поднял брови.
– Хищение в Райгородском районе, – осторожно начал Малиновский. – Председатель колхоза двинул вагон левых помидоров в Москву. Фамилия – Каплун.
– А, – брезгливо скривился Карацупа, – видел… Посажу паскуду!
Малиновский молча достал из внутреннего кармана черный бархатный футляр. Положил его на стол и сказал:
– Вот, жене купил, а у нее зрение неважное… Может, вы кому подарите? – И двинул футляр в сторону Карацупы.
Судья нехотя, почти брезгливо его раскрыл. Увидел трофейные дамские золотые часики с четырьмя крохотными бриллиантами на циферблате.
Не отрывая взгляда от Карацупы, Малиновский продолжал:
– Каплун – офицер, фронтовик! На Втором Украинском воевал. Дважды Краснознаменный, ордена Кутузова, ордена…
– Оступился человек? – перебил его Карацупа. И, прикрыв глаза, невольно представил, как будут смотреться часики на изящном запястье артистки Храповицкой.
– Так точно! – невозмутимо ответил Малиновский. – Но готов, как говорится, встать на путь исправления…
Карацупа пристально посмотрел на Малиновского. После чего подозвал официанта и распорядился:
– Еще бутылочку! Теперь за мой счет…
И сунул футляр в портфель.
В суде Малиновский блистал. Настоял на приглашении земляков, однополчан и сослуживцев обвиняемого. Виртуозно их расспрашивал. Оглашал служебные и производственные характеристики. Демонстрировал архивные справки. Все это время Каплун, сокрушенно качая головой и беспомощно щурясь, демонстрировал искреннее раскаяние.
Когда наступил соответствующий момент, Малиновский обратился к суду:
– Товарищ судья! Товарищи народные заседатели! Что уж тут говорить, мой подзащитный действительно совершил преступление! И я не сомневаюсь, что вы определите ему справедливое – подчеркиваю, справедливое! – наказание. Но перед тем, как будет вынесен приговор, я хочу задать вам несколько вопросов.
Народные заседатели переглянулись. Карацупа кивнул.
– Ответьте, пожалуйста, – продолжал Малиновский, – не заслуживает ли снисхождения человек, который всю сознательную жизнь боролся за счастье трудового народа? Человек, который в свое время решительно порвал с затхлыми традициями своей религиозной семьи и безоговорочно поддержал революцию! Позволительно ли сурово наказать того, кто героически проливал кровь в Гражданскую? Самоотверженно трудился в годы коллективизации! Доблестно воевал в Великую Отечественную! Вывел в передовики отстающий колхоз…
– Товарищ адвокат! – не выдержал прокурор. – Вас послушать, так гражданина Каплуна не судить нужно, а к ордену представить!
Малиновский уважительно посмотрел на прокурора и ответил:
– Вы абсолютно правы, товарищ прокурор. Родина уже отметила моего подзащитного правительственными наградами – как боевыми, так и трудовыми. Не говоря уже о многочисленных почетных грамотах и благодарностях от республиканского, областного и районного руководства. Список прилагается, страница девятая… – после чего обратил смиренный взгляд в сторону судьи и спросил: – Товарищ судья, могу ли я задать несколько вопросов моему подзащитному?
Карацупа опять кивнул.
– Гражданин Каплун, – повернулся адвокат к Каплуну, – пожалуйста, объясните суду еще раз, почему помидоры были отправлены не на консервный завод, как обычно, а в Москву?
Каплун, демонстрируя полную готовность к сотрудничеству, подался вперед, энергично потер глаза, драматично вздохнул и сообщил:
– Жалко было качественный товар на томатную пасту пускать! Да и московских товарищей хотелось порадовать! Москва, как говорится, столица нашей великой Родины! Как учит нас товарищ Сталин…
– Понятно,
