Случай в маскараде - Майя Александровна Кучерская
Ольга и Стас подошли ближе и узнали, что покойников здешние малыши хоронили прямо под полом дома, в позе эмбриона. В могилу клали инструменты, фишки с непонятным, так и не разгаданным орнаментом и – обязательно – разбитые вазы. Продолжительность жизни у них была короткой, в захоронениях не нашлось ни одного старика. Люди умирали молодыми, не дожив до тридцати пяти.
Ольга взглянула на Стаса, ей показалось, на этих словах у него чуть дернулись губы.
Потом она пыталась вспомнить весь этот день по минутам, нащупать то самое место, тот миг. Может быть, вот это – когда экскурсовод упомянул про возраст? Или сказал про позу эмбриона?
Она потянула его за палец, зачем слушать, если все это было написано в путеводителе, но Стас осторожно высвободил руку. Он хотел остаться. И она слушала вместе с ним: здешние люди не знали гончарного круга, ели из кривых андезитовых мисок, растили оливки и инжир, дождливыми зимними вечерами согревались у очага. А однажды, шесть с половиной тысяч лет назад, вдруг поднялись и исчезли без следа.
Несколько сотен человек взяли и растворились. Оставив свои дома, своих мертвецов под полом, распаханные поля и оливковые рощи.
Мужчины подхватили топоры и копья. Женщины – миски, бусы из ракушек, костяные иглы, платья. Дети – каменных человечков-кукол. И пропали. Ушли, уплыли, провалились сквозь землю? Отчего они поднялись и побежали? От холода, голода, неведомого врага? Кто смешал карты – солнечный ветер? И кто повел их вперед – голос их главного бога? Страх? Неизвестно. После этого остров опустел на тысячу лет.
– Ученые выдвинули версию, что в минуту опасности шаманы просто увели свой народ в иной мир, в физическом теле, – явно волнуясь, провозгласил бородач в очках.
Тут Ольга уже не выдержала: «Как можно слушать эту чушь?! Ты же физик!» На словах «своих шаманов они хоронили в энергетических разломах земли» ей наконец удалось оттащить Стаса от сумасшедшего экскурсовода.
Они отправились бродить дальше, спускались по каменным тропам, глядели на развалины крепостной стены. Стас казался рассеян. В одном круглом домике-новоделе он уселся прямо на настил, возле дыры, изображавшей очаг, долго молчал и вдруг произнес: «Хочу как они. Оливки, хлеб».
– Кто? – устало вздохнула Ольга.
– Маленькие люди. Хоббиты.
Они наскоро закусили в придорожном кафе и тронулись в обратный путь. Почти не говорили. Стас думал о своем, она не мешала, только на поворотах неизменно напоминала: сейчас мы в своем ряду, поворачиваем на свою полосу, сейчас – правый поворот, сложный. Уже неподалеку от гостиницы после очередной подсказки Стас вдруг сипло проговорил: «Хватит! Знаю сам».
В гостинице Ольга переоделась и пошла в бассейн, она и в Москве регулярно ходила «на спорт», по вторникам и четвергам. Стас отказался, сказал, что пока почитает или поспит.
Через час бодрая, повеселевшая Ольга поднялась на их восьмой этаж. Открыв дверь, она окликнула Стаса самым ласковым из его имен. Тишина. Она сразу же уловила: Стас не спал, не читал, не принимал душ, нет. Это была тишина отсутствия.
На крючке у входа на привычном месте не висела его толстовка. Из шкафа исчезла стопка футболок. Пропал и черный рюкзак, с которым он приехал. И зубная щетка из ванной.
Его мобильник не отвечал. Во всех соцсетях она была заблокирована. Так быстро! А ведь еще днем он постил фотографию с мандариновой рощей и даже тэгнул ее.
Последним с ним говорил продавец магазина напротив гостиницы, Стас купил бутылку воды и три пакета чипсов. Чипсов она всегда просила его есть поменьше.
После магазина он отправился к автобусной остановке. Такси Стас не вызывал. Молодой человек на ресепшн был предпоследним, кто его видел: с рюкзаком на плечах Стас выходил из холла в раннюю непроглядную тьму.
Ночью Ольга никак не могла найти себе места, слишком широкой казалась кровать, слишком мягкой подушка, одеяло жарким. Позвонила сыну, но он звучал сонно, говорил вяло, простились быстро. Она ворочалась, открывала и закрывала окно, слушала шум моря, включала и выключала мобильный, посмотрела сайты с экскурсиями по острову, послушала несколько любимых песен, а ночь все не кончалась, и сон не шел. Тогда она поднялась с кровати и опустилась на пол, на мягкий меховой ковер их просторного номера. Легла на бок, подложив под голову локоть, подтянула колени к груди. Ей стало уютно и спокойно, она слегка улыбнулась какой-то своей мимолетной мысли и почувствовала, что проваливается, наконец, в спасительный сон.
Птички
1
Скорая пообещала, что приедет через час-полтора. Ждите. Олег знал: они не справляются, час-полтора могут растянуться до вечера, если не до завтрашнего утра, и приготовился ждать. После лекарства жар немного спал, и дышать стало легче. Он приподнялся, подоткнул под спину подушку, сел.
Разбавленное золото первых октябрьских дней залило комнату и горело в зеркале. На потолке, у люстры плескалась радужная лужица. Это студенты – подарили любимому преподавателю многогранный пластмассовый шарик. Олег прикрепил его к ручке рамы и в солнечные дни обязательно звал Сашеньку поглядеть – она всегда так радовалась разноцветным зайчикам! Но сейчас дочки не было дома, уже вторую неделю она жила у бабушки, переехала, как только он заболел.
Он и сам переехал, в свой кабинет, где обычно только работал – Инна постелила ему на старом, еще из родительского дома, диване. Жена заходила в маске, быстро ставила чай, клала лекарство и выходила, стараясь не дышать. И пока что была здорова. Прививка? Может быть. Его вакцина не уберегла, с каждым днем Олегу становилось все хуже, и медленно, неотвратимо он оползал вниз, с остановками и надеждой, что это предел, дальше-то куда. Но сегодня утром температура скакнула к тридцати девяти, кашель усилился и разрывал легкие, облегчение наступало только после ингаляций, и то ненадолго. Значит, все-таки больница. Как же он туда не хотел… какая разница, где умирать. И дома, на заслуженном отцовском диване, было все-таки спокойнее. Но Инна настояла на скорой, и машина уже пробиралась сквозь московские пробки по их адресу, в башню на Каширском шоссе, уже мельтешила бесполезным маячком – вот-вот его накроют и увезут.
Олег смотрел на неровные стопки книг на письменном столе, ослепший монитор в лимонной бахроме стикеров: выписки, имена, обломки слов и мыслей – скоропись, понятная ему одному. Стол и бледное пятно его собственного лица таяли в зеркальном сиянии шкафа-купе, забитого футболками и разноцветными джемперами – Олегу нравились яркие цвета. Галстуки, рубашки, еще носки – целый ящик, серпентарий брачных носковых пар.
Что от
