Случай в маскараде - Майя Александровна Кучерская
К вечеру Олег очнулся и понял, что чувствует себя намного лучше, почти совсем хорошо, температура явно упала, кашля не было. Он сейчас же поднялся, переложил в шкаф брошенные кое-как джинсы, свитер, зашел в свой отдельный туалет, обнаружил там даже душевую кабину с ездящей пластмассовой дверью и остался доволен. Тщательно почистил зубы, умылся. Подумал, что надо бы побриться, но отложил, решил поберечь силы. Снова лег, подключил кислород. Отделение шумело и кашляло там, за стеной: кто-то шумно шаркал, кого-то явно везли в палату, расхлябанная каталка звенела на весь коридор. За окном было уже совсем темно, он так и не успел как следует разглядеть, что там. Ничего страшного, завтра.
Но назавтра, вскоре после наспех проглоченной овсяной каши, до которой он дотянулся кое-как – прямо перед завтраком ему поставили капельницу, – дышать снова стало трудно, несмотря на кислород. Медсестра была уже другая, толстушка с забранными под шапочку волосами и мобильником в прозрачном чехле на груди. С фиолетового футляра мобильника сквозь чехол широко улыбались черные Микки Маусы. Сестра измерила ему сатурацию, нахмурилась. Вскоре пришла врач, женщина в очках с черной оправой-бабочкой, с внимательными и печальными темными глазами, Инна скинула вчера ее имя, он не запомнил. И хотя взгляд врача был измученным, говорила она подчеркнуто бодрым, энергичным голосом, объясняла ему что-то про его организм, про то, что организму нужно помогать, и что пока все идет нормально, произносила названия лекарств, которые ему уже влили, Олег даже успел сообразить, что это, вероятно, тоже привилегия – знать в таких подробностях, чем тебя лечат. Он знал, что обычно ничего подобного больным не сообщали. Видимо, снова сработало Иннино знакомство? Но все это – уставшие глаза над маской, пузырьки в стаканчике с кислородом – он снова различал сквозь туман. Страшно хотелось спать, и едва врач ушла, он опять провалился в дрему. Но сон этот был не исцеляющий, не бодрящий, после которого ты снова свеж, – он был вязким, едким дымом и не прибавлял, а отнимал силы. Не нужно спать, хватит спать, повторял себе Олег и все-таки никак не мог вырваться из тянущей мучительной паутины, толкучки мыслей, оборванных, тупиковых; мелькали чьи-то лица, белые халаты, вопросы, он не понимал до конца, во сне или наяву; скользили тени, вырваться было необходимо, потому что чем дольше он пребывал в этой мутной тине, тем неотвратимей терял себя.
Назовите, пожалуйста, ваше имя. Кто-то попросил его об этом, и он даже улыбнулся. Это так просто – имя. И промолчал. Где оно лежит, это чертово имя? На какой из полочек его умирающего мозга?
Но сначала было светло, а потом свет кончился. Да. Нет. Холодно, жарко, не надо, трудно дышать – осталось только самое элементарное, на поверхности, сам он погружался все ниже, тонул. Он постарался припомнить, что там было с рекой, в которой растворяется не только прошлое, но и личность. Как звалась та река? Лета, конечно же, Лета! Переплыв через нее, люди забывали прошлое. И свои имена. У него ведь тоже есть имя? Назовите, пожалуйста, ваше имя. Царство теней, господи, как же верно. Откуда только древние знали всё это, ведь истории о подземном царстве сочиняли живые люди, никогда не бывавшие там. Как хорошо, что он занимается такими дальними эпохами, тогда о потустороннем мире точно понимали больше, а он понимал их… вероятно, это могло помочь. Олег напрягал все силы, и все-таки сообразить, кто он и как его зовут, не мог. Всё проклятый сон, дрема – отравили, выели его память, и всё тот же, уже знакомый поток сносил его куда-то в сторону, прочь от разгадки. Перед глазами плыла только мглистая свинцовая жидкость – надо, надо, он молил, заклинал ее изо всех сил. Пожалуйста. Внезапно на поверхности этой сизой, тихо пузырившейся жижи проступили три слова, записанные чьим-то круглым полудетским почерком, голубыми чернилами: Олег Григорьевич Виденеев. Это был его собственный почерк! Второй класс, так он подписал свою тетрадку, с отчеством, и память вдруг выкинула на берег сознания этот фрагмент. Через несколько мгновений слова растворились, но он успел их прочитать! Олег Григорьевич Виденеев. Он выдохнул и снова погрузился в рыхлую хмарь.
3
На следующий день, после очередной капельницы, блуждания в серых рыхлых сумерках неожиданно кончились, он выплыл на белый свет, выбрался на твердый берег. И обнаружил себя все в той же палате, с новой горсткой сил внутри. Видимо, подействовал тот самый новый биологический препарат, о котором ему что-то втолковывала врач. Но когда она ему это говорила? Вчера? Или еще раньше? Что происходит со временем? Олег вспомнил, как совсем недавно, кажется, все-таки сегодня, пытался нащупать, вернуть себе свое имя, и кое-как вернул, с горем пополам. Он взглянул на часы, круглые, любимые, подаренные Инной – без двадцати десять. Вечер. Но какого дня?
И внезапно гнев, гнев и злоба быстрыми ритмичными толчками начали заливать его душу кипятком.
Он умирает, это было слишком ясно. Вот она смерть, рядом, действительно бабка, и в этом древние не соврали, бессовестная старуха, тускло смотрит в глаза безучастным брезгливым взглядом. Все эти серые коридоры, сумрачная река, ледяной туман – подступы к ее царству.
Как же так? Кто смеет отнимать у него единственное сокровище, его жизнь? В одночасье! Густой искрящийся поток его восторгов, слез, отчаяния, боли, счастливых и мучительных воспоминаний, этот плотный поток полноты, счастья быть живым обречен обратиться в ничто, впитаться в землю! С гулким звуком, с каким вода уходит в раковину, освобожденную от засора. Олег явственно услышал этот сытый, наглый глоток и вздрогнул. Черная яма с аппетитом пожирала его жизнь.
Но как можно было так скучно, так заурядно исчезнуть? Неужели она и есть этот звук и оглушительная чернота? Он попытался вспомнить, что знает о смерти. О ней точно часто рассказывалось в текстах, которые он прочитал в изрядном количестве – ад, рай, грешники, праведники, но все это было слишком неточно и до бешенства неконкретно. Смешные, наивные картинки с грешниками-хулиганами и праведниками-выскочками и круглыми отличниками, нет, совершенно не то. Олег
